Каверзность сложившейся ситуации, безусловно, довлела над Смольным. В этих условиях возглавляемый Б. В. Гидасповым обком был подобен канатоходцу, воспетому Владимиром Высоцким: "Посмотрите — вот он без страховки идет. Чуть правее наклон — упадет, пропадет! Чуть левее наклон — все равно не спасти... Но, должно быть, ему очень нужно пройти четыре четверти пути".
Борис Вениаминович до конца и достойно пройдет свой путь, путь «по канату, натянутому, как нерв». Но та «четверть пути», пришедшаяся на февраль — апрель 1990 года, будет связана с рядом решений обкома, которые имели расшатывающее влияние на положение лидера ленинградских коммунистов. К этому времени, на мой взгляд, относится второй резонансный предсъездовский пик политической борьбы в Ленинграде.
В начале февраля под рубрикой «В Обкоме КПСС» в ленинградских газетах было опубликовано сенсационное сообщение, которое наделало немало шуму в городе, вызвало удивление и у сторонников, и у оппонентов партийной организации. Поскольку здесь важно каждое слово, приведу это сообщение дословно:
«Вчера бюро Ленинградского обкома КПСС на внеочередном заседании заслушало результаты работы комиссии партийного контроля по проверке информации о приобретении членом ЦК КПСС, персональным пенсионером союзного значения Соловьевым Ю. Ф., автомобиля иностранной марки. Факт подтвердился. Бюро обкома КПСС постановило: за проявленную нескромность и нарушение норм партийной этики исключить Соловьева Ю. Ф. из рядов партии и в соответствии с Уставом КПСС внести этот вопрос на рассмотрение ближайшего Пленума ЦК КПСС.
Кроме того, дано поручение члену КПСС прокурору Ленинграда Веревкину Д. М. проверить законность приобретения автомобилей коммунистами-руководителями партийных, советских, общественных организаций и хозяйственных органов».
Сегодня трудно представить и понять причины столь жесткого решения недавних коллег в отношении, как писали СМИ, «бывшего хозяина Смольного». Но они были и диктовались в первую очередь политическими реалиями, уязвимостью положения партии и желанием бюро обкома добиваться от каждого руководителя соответствия своих помыслов и поступков в повседневной жизни высоким моральным нормам, уставным, собственно, требованиям.
Накал страстей в обществе был в то время очень велик, а в ряде регионов достиг и запредельной для нашей страны отметки. Незадолго до описываемого события с Юрием Филипповичем стало известно, что в одном из областных центров Сибири (Омске или Тюмени) группа недовольных жизнью граждан устроила пикет у здания исполнительной власти города. Объектом их агрессивных устремлений стал один из руководителей города, подъехавший к пикету на служебном автомобиле, в багажнике которого находилось немало съестного. Машину митинговавшие изуродовали, а пострадавший руководитель (вероятно, заместитель председателя исполкома) на всю страну был представлен прессой как негативный, а главное, типовой пример нечистоплотного коммуниста — слуги народа.
Позднее мы получили информацию о том, что тот сибирский начальник подъехал к митингу после похорон в сельской местности своего родственника. Естественно, на поминки близкие, как водится в деревне, закололи какую-то живность, часть которой вместе с другими домашними заготовками передали своему городскому сородичу. Но эти детали никого уже не интересовали. Главным было то, что напряженность в отношении к власти возрастала.
А в Ленинграде на эту «демократическую» мельницу умело и профессионально лил воду своей телевизионной программой «600 секунд» Александр Невзоров. Он-то в острой, саркастической форме и показал в одной из передач сюжет о покупке Ю. Ф. Соловьевым автомобиля «Мерседес» в комиссионном магазине. Казалось бы, что здесь из ряда вон выходящего? «Мерседес» — подержанный. Ранее эксплуатировался, насколько помнится, одной из городских структур. Продан (не подарен!) человеку, имевшему большие заслуги перед страной. Участнику, кстати, Великой Отечественной войны.
Реагировать на публикацию популярного телеведущего, конечно, надо было. Но исключать из партии?! Однако в том-то и дело, что камертоном, по которому сверяли члены бюро обкома свои действия в оценке поступка Юрия Филипповича, был тот самый сибирский инцидент, та патологическая «взыскательность» к власти партии, возникшая тогда в обществе, и для которой, безусловно, были свои основания.
Заседание бюро проходило не в Шахматном зале, как обычно, а в кабинете первого секретаря обкома. Я и сейчас полностью ощущаю всю неординарность той патовой ситуации, в которой находились Б. В. Гидаспов и его коллеги, их обреченность на рассмотрение такого тяжелого для всех присутствовавших вопроса в отношении бывшего руководителя Смольного. Ю. Ф. Соловьев прибыл вовремя и находился в приемной. В своей бывшей приемной.
Когда все было готово, я в соответствии с обязанностями по ведению протокола вышел из кабинета и пригласил Юрия Филипповича на заседание.
Мы обменялись взглядами. Хотелось, чтобы человек, сыгравший в моей судьбе столь важную роль, почувствовал мое извинительное отношение к тому, что сейчас будет происходить в главном кабинете обкома. Юрий Филиппович с достоинством прошел к членам бюро, так же достойно держался в ходе обсуждения вопроса. Решение об исключении его из партии, предопределенное политической конъюнктурой, было принято практически единогласно: все — «за» при одном воздержавшемся.
Пройдет не так много времени, и Ю. Ф. Соловьев будет восстановлен в КПСС. Правда, я не помню, чтобы обком возвращался к рассмотрению этого вопроса. Видимо, на то была воля Центрального комитета.
Другим серьезным испытанием для команды Гидаспова в начале 1990 года стало принятие обкомом решений при рассмотрении Открытого письма ЦК КПСС коммунистам страны «За консолидацию на принципиальной основе». Оно было опубликовано в газете «Правда» 11 апреля и направляло свое политическое острие против тех, кто накануне партийного съезда взял курс на раскол партии. Причем против тех, кто стремился к этому как справа, так и слева.
В качестве конкретного примера подобных действий в письме была приведена деятельность лиц, объединившихся вокруг так называемой «Демократической платформы в КПСС», — сторонников радикальных либеральных реформ в партии и стране. Чтобы понять сложность определения Смольным своего отношения к указанному письму ЦК, необходимо дать несколько справок.
В январе 1990 года в Москве состоялась всесоюзная конференция партийных клубов и организаций, представляющих демократическое движение коммунистов в лагере либеральной оппозиции. Конференция учредила «Демократическую платформу в КПСС» и избрала ее руководящий орган — координационный совет, в который вошли Б. Н. Ельцин, Ю. Н. Афанасьев, Г. Х. Попов, Н. И. Травкин, Г. Э. Бурбулис, В. Н. Лысенко, В. Н. Шостаковский и др. Координационный совет заявил о неизбежности раскола внутри ЦК и Политбюро, о размежевании в партии и даже потребовал разделить партийное имущество.
Из названных выше учредителей «Демплатформы» в тот период наиболее громкими политическими заявлениями запомнился Ю. Н. Афанасьев. И хотя он в апреле 1990 года вышел из КПСС и в дальнейшем заметной роли в «Демплатформе» не играл, его позиция и взгляды были характерны для всего этого движения.
Афанасьев — бывший активный сотрудник ЦК ВЛКСМ, председатель Центрального совета Всесоюзной пионерской организации. Учился в аспирантуре Академии общественных наук при ЦК КПСС, был проректором Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ. Во время подготовки кандидатской, а затем докторской диссертаций дважды проходил стажировку в Сорбонне. В декабре 1986 года стал ректором Московского историко-архивного института.
С 1987 года Афанасьев приобрел широкую известность благодаря публикации ряда статей с критикой ортодоксально- коммунистических представлений об истории СССР. В марте 1989 года он был избран народным депутатом СССР. Участвовал в создании Межрегиональной депутатской группы, избирался одним из ее сопредседателей (ими были также А. Д. Сахаров, Б. Н. Ельцин, Г. Х. Попов и В. А. Пальм).
Выражая намерение либеральной оппозиции радикально изменить существующую систему общественных отношений в стране, Ю. Н. Афанасьев вскоре откровенно и публично выскажется о необходимости ликвидации советской системы. А именно — о демонтаже трех ее системообразующих элементов: имперской сущности СССР, государственного социализма с нерыночной экономикой, партийной монополии.
Вот такие коммунисты-перевертыши оказались во главе «Демплатформы». В марте 1990 года на заседании всесоюзного координационного совета этого движения они открыто заявили, что «Демократическая платформа в КПСС» — это платформа современной социал-демократии, и призвали использовать трибуну XXVIII съезда партии в своих целях. Ими была поставлена задача бороться за мандаты съезда для того, чтобы не допустить его конструктивной работы.
В Открытом письме коммунистам страны ЦК заявил, имея в виду «Демплатформу», что под флагом перестройки ряд членов КПСС развернули борьбу против партии с псевдорадикальных позиций. Объявляя себя «последовательными демократами», они повели атаку на идейные и организационные основы КПСС, а некоторые прямо ополчились на Ленина и ленинизм. Их скрытый замысел — превратить партию в бесформенную организацию с полной свободой фракций и группировок, то есть практически развалить ее.
Далее в этом письме ЦК провозгласил:
«Наступил момент, когда, не поступаясь свободой дискуссии, укрепляя ее конструктивное начало, необходимо разобраться, как быть с теми членами партии, кто настойчиво и целеустремленно ведет дело к расколу, создает внутри КПСС организационно оформленные фракции, кто отрицает социалистический выбор советского народа, кто по своим взглядам и поведению фактически поставил себя вне партии. Разве могут такие лица оставаться в рядах КПСС?».
Казалось бы, приверженцам реформирования партии на ленинских началах можно было бы похлопать в ладоши таким намерениям Центра. Но не тут-то было! На совместном пленуме Ленинградских обкома и горкома КПСС, рассмотревшем в спешном порядке уже 12 апреля 1990 года вопрос «Об Открытом письме ЦК КПСС коммунистам страны», докладчик секретарь обкома А. М. Фатеев достаточно ясно сформулировал предложение — принять письмо ЦК к неуклонному практическому исполнению. Однако подавляющее большинство последующих ораторов отвергло это предложение. И для этого были свои весомые аргументы.
Главный из них состоял в том, что до появления Открытого письма средства массовой информации, в том числе центральный орган КПСС газета «Правда», не без ведома руководства партии, пропагандировали программу «Демократической платформы». А в ней ведь тот скрытый замысел, о котором говорит ЦК, не был прописан черным по белому. В ней были представлены демократические позиции, симпатичные интеллигенции, студенчеству, даже и многим рабочим, совпадающие в той или иной степени с постулатами платформы ЦК к XXVIII съезду партии. И после того как на уровне обыденного сознания уже начали формироваться позитивные стереотипы по отношению к «Демплатформе», в Открытом письме она квалифицируется как раскольническая, направленная на фактический развал партии.
Осознанно или неосознанно подобные действия вели к формированию в очередной раз образа страдальцев, а публикация подобного письма в той обстановке являлась грубейшей политической ошибкой. Именно об этом говорил на совместном пленуме ставший к тому времени секретарем Ленинградского горкома КПСС В. А. Ефимов. Он еще раз отметил продолжающуюся непоследовательность линии ЦК. А выступивший позднее на совместном пленуме секретарь парткома объединения «Кировский завод» А. П. Житенёв, признав, что он за размежевание с раскольниками в партии, обратился к руководству обкома и поставил вопрос ребром:
«…у нас на заводе почти шеститысячная партийная организация. Есть люди, которые симпатизируют „Демократической платформе“, и вот в этой связи хочу спросить: „Вам не страшно, что вы можете потерять большую часть таких организаций, как „Кировский завод“ и другие крупные промышленные предприятия?“ Нет ни критериев, ни порядка размежевания».
В результате рассмотрения письма ЦК пленум высказался за более гибкое постановление, чем предполагалось. Было решено принять письмо не к исполнению, а к сведению и обсудить его во всех первичных парторганизациях в период до объединенной партийной конференции Ленинграда и области. Райкомам и горкомам предложили принципиально решить вопросы о членстве в КПСС лидеров фракционных формирований, отвергающих программные и уставные установки партии. Пленум потребовал немедленного проведения Пленума ЦК КПСС с обсуждением дел в партии, который должен показать пример идейного размежевания и организационного очищения от известных всем лидеров раскола КПСС изнутри.
Учитывая предстоящие принципиальные перемены в хозяйственном механизме, затрагивающие интересы большинства населения, совместный пленум обкома и горкома обратился также в ЦК с просьбой высказаться по вопросу о возможных социальных последствиях перевода экономики на рыночные отношения и о политической ответственности за его исход.
На том совместном пленуме, проходившем в одном из красивейших залов Смольного — зале имени К. Маркса, я находился рядом с представителем Центрального комитета партии Г. А. Зюгановым, бывшим тогда заместителем заведующего идеологическим отделом ЦК, будущим бессменным лидером Коммунистической партии нынешней России. Мы сидели рядом в одном из первых рядов зала. Я по просьбе Геннадия Андреевича время от времени давал ему справки и пояснения в отношении выступавших товарищей.
Атмосфера на заседании была тяжелая. С одной стороны, мы дождались наконец реакции Центра на устремления лидеров «Демплатформы». С другой стороны, для проведения размежевания с ее последователями не было соответствующей теоретической и нормативной базы. Свежие силы, которые вскоре придут в Смольный, смогут предложить и критерии, и правила осуществления этого жизненно важного политического процесса.
Но это будет чуть позднее. А тогда вопрос обсуждался в экстренном порядке, и мнения присутствующих существенно расходились.
Видимо, это и послужило поводом одному из участников заседания направить записку в президиум с просьбой предоставить слово для разъяснения позиции Центра находящемуся в зале Г. А. Зюганову. Чувствовалось, что Геннадий Андреевич не планировал выступать. По крайней мере, «домашней заготовки» на этот счет у него не было. Он, слегка покраснев от неожиданной, как мне показалось, просьбы, сделал несколько пометок в блокноте и через пять — семь минут был уже готов к выступлению.
Оно получилось глубоким, основательным, что свидетельствовало о незаурядном образовательном уровне и интеллекте оратора. В чем, кстати, я убеждался неоднократно позднее, слушая его оценки положения дел в стране, наблюдая его умение «держать аудиторию». Геннадий Андреевич сосредоточился прежде всего на разъяснении опасности раскола партии в преддверии ее очередного съезда. Он не «давил» на участников пленума, демократично давал возможность ленинградцам самим выработать свою позицию по отношению к письму Центра.
Г. А. Зюганов
Что же в результате вышло? Решение по этому основополагающему внутрипартийному вопросу, рассмотренному в по- жарном порядке, получилось половинчатым, двусмысленным. В нем просматривалась и оглядка на «верхи», и желание проявить осторожность. Такая позиция объединенного пленума обкома и горкома партии по отношению к Открытому письму ЦК подверглась резкой критике партийного актива Ленинграда и области. Об этом наглядно свидетельствуют материалы ленинградских газет того периода. А Василеостровская районная партийная конференция даже приняла специальную резолюцию, в которой сочла письмо ЦК противоречащим курсу на демократизацию партии, а значит, и поставила под большой вопрос связанные с этим документом решения Смольного.
Через десять дней Н. Н. Кораблев, первый секретарь Василеостровского райкома КПСС, выступая на объединенной партийной конференции Ленинграда и области в Таврическом дворце и характеризуя деятельность команды Б. В. Гидаспова после ноябрьского (1989 года) митинга ленинградских коммунистов, прямо скажет:
«Обком оказался между двух огней. С одной стороны — рядовые коммунисты, понявшие, что их в очередной раз обманули, а с другой — руководство Политбюро, которое тов. Гидаспов сумел одновременно и послушаться и ослушаться… Осенний всплеск нашей активности не получил должного развития, в конечном счете областной и городской комитеты партии инициативу на себя не взяли… Опасаясь возможной анархии, следуя устоявшимся стереотипам делать все одновременно и только по команде из Центра, Ленинградская партийная организация теряла оперативность в решении конкретных вопросов. В то же время наши политические оппоненты были свободны в выборе своих действий для достижения главной цели — победы на выборах».
И это был урок для руководства обкома и лично для Бориса Вениаминовича Гидаспова. Урок, состоявший в том, что в новых условиях работы решения должны рождаться снизу, а не спускаться сверху вышестоящими партийными органами. Партийные комитеты областного, городского и районного уровня обязаны стать координаторами, обобщающими мнения всех партийных организаций, вырабатывающими соответствующие решения.
Урок состоял еще и в том, что обкому следовало более внимательно прислушиваться к мнению рядовых коммунистов.
После весеннего фиаско руководства Смольного они неоднократно предлагали рассматривать наиболее острые вопросы партийной деятельности не только на совместных пленумах обкома и горкома, направленных, как оказалось, на сплачивание самих себя, а и на более высоком коллегиальном и демократическом уровне — на общей ленинградской конференции. Скорее всего, это позволило бы обкому раньше и тверже солидаризоваться с новыми здравыми силами в партии и не дало бы оснований называть Ленинград полигоном для отработки методов борьбы консервативных и демократических сил.
Глава 8. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ И ПОСЛЕДНИЙ ПАРТИЙНЫЙ СЪЕЗД -
Глава 6. АНТИПЕРЕСТРОЕЧНЫЙ МИТИНГ И КРЕМЛЕВСКИЙ НАТИСК
