По партийно-комсомольскому призыву я был направлен в чекистские органы и приказом наркома Н.И.Ежова от 12.01.1938 года зачислен слушателем во 2-ю Московскую школу НКВД СССР. В феврале 1939 года приказом наркома внутренних дел Л.П.Берии мне было присвоено звание сержанта госбезопасности и среди других 25 слушателей я направлен в Особую группу Управления коменданта Московского Кремля на должность сотрудника особых поручений.
Первым испытанием для нас, вновь прибывших, явилось обеспечение безопасности XVIII съезда ВКП(б), проходившего в Большом Кремлевском дворце в марте 1939 года. До начала съезда мы принимали участие в подготовке помещений дворца, проверяя их на безопасность, начиная от подземных сооружений до чердака, балконов и крыш, помещения опечатывались и составлялись акты, закреплялись ответственные лица. На съезде я впервые увидел всех членов Политбюро ЦК ВКП(б), сидевших в президиуме. Слушал доклад И.В.Сталина и Владимирского.
В феврале 1941 года состоялась XVIII партийная конференция, на которой с докладом выступил H.A.Вознесенский, сказавший о надвигающейся угрозе войны и о том, что если эту войну развяжут, то это будет «война моторов», и поэтому нашу промышленность и транспорт надо перестраивать на военный лад.
Служба в Кремле до войны была многообразной и интересной. На наших глазах проходили мероприятия в Кремле, на Красной площади, в Большом и других театрах, на стадионе «Динамо». Мы видели в дни своих дежурств членов Политбюро ЦК ВКП(б), некоторые из них тогда жили с семьями на территории Кремля: И.В.Сталин, В.М.Молотов, М.И.Калинин, А.А.Жданов, К.Е.Ворошилов, Л.М.Каганович, А.И.Микоян. Мы отвечали за безопасность их прохода и проезда по территории Кремля, а потому должны были знать членов семей в лицо. И мы знали секретарей бюро ВКП(б) республик, областей, знаменитых в то время стахановцев, писателей, артистов, художников, руководителей компартий основных стран зарубежья, посещавших Кремль.
Доступ на территорию Кремля до войны был строго ограничен. Простой человек мог попасть туда либо по приглашению к лицу, проживающему в Кремле, либо на какое-то заседание правительства. Единственным местом, куда допускались экскурсанты, была Оружейная палата, но экскурсии проводились очень редко и для ограниченного контингента лиц.
Как началась война
И вот началась война.
Первым приехал в Кремль ночью на 22 июня 1941 года Л.П.Берия, за ним появился И.В.Сталин, затем стали прибывать остальные члены политбюро ЦК ВКП(б). На нашей западной границе уже гремели взрывы авиабомб и гибли пограничники.
С первых часов войны Москва ожидала ударов фашистской авиации. В 4 часа 40 минут 22 июня 1941 года войска Московского гарнизона и гражданские власти города получили приказ о приведении противовоздушной обороны столицы в боевую готовность, а коменданту Кремля Н.К.Спиридонову было приказано ввести на его территории чрезвычайное положение, что немедленно было выполнено. К 7 часам утра весь офицерский состав военных подразделений был вызван по тревоге из своих квартир и переведен на казарменное положение. Части полка, находившегося в летних лагерях, срочно по тревоге подняли и на автомашинах привезли в кремлевские казармы.
Началось тяжелое военное время. Наши войска, теснимые превосходящими силами противника, отступали, и фронт приближался к Москве. Столица в это время готовилась к активной обороне и к контрнаступлению, она быстро изменила свой внешний облик, приняв меры к маскировке важных специальных и промышленных объектов.
Чтобы дезориентировать вражеских летчиков, в первую очередь маскировали территорию Кремля и примыкавшие к нему строения. Замалевывались специальной краской золоченые купола соборов, зашивались специальными чехлами рубиновые звезды кремлевских башен. Красная, Школьная, Соборная площади, свободные от строений территории у Спасской, Боровицкой и Троицкой башен Кремля были закрашены под цвет деревьев и домов, а в скверах, вверху и внизу Боровицкого холма, соорудили каркасные дома из металлических труб и грубого брезента, выкрашенных под цвет крыш домов.
Также целями вражеских налетчиков были здания ЦК и МК партии на Старой площади и МОГЭС - источник в то время энергоснабжения Москвы. Основными ориентирами для летчиков неприятеля служили излучина Москвы-реки, Стрелка, Обводный канал и мосты Москворецкий и Большой Каменный, поэтому Обводный канал строители и саперы замаскировали под улицу Замоскворечья, МОГЭС надстроили фанерным этажом, излучину Москвы-реки между мостами заставили старыми баржами, разрисованными под дома.
За одну ночь солдаты кремлевского полка (ПСН - полк специального назначения) обнесли каркасом из металлических труб здание Мавзолея В.И.Ленина, на который натянули «двухэтажный дом», сшитый из парусины по выкройке академика архитектуры Б.М.Иофана и раскрашенный соответствующим образом. Такой же парусиной был замаскирован и Большой Кремлевский дворец.
Несмотря на проделанную маскировку, правительство рассматривало вопрос: как быть с телом В.И.Ленина. Предлагали различные варианты, среди которых предпочли предложение коменданта Кремля Н.К.Спиридонова. 28 июня 1941 года Мавзолей опустел. Тайно в специальном поезде из трех вагонов тело В.И.Ленина вместе с лабораторией профессора Б.М.Збарского в сопровождении коменданта Мавзолея старшего лейтенанта госбезопасности Кирюшина и солдат почетного караула поста №1 отправилось в Сибирь в город Тюмень. Перед входом в Мавзолей, замаскированный под двухэтажный домик с мезонином, как и раньше, стояли солдаты ПСН на посту №1. Москвичи думали, что тело В.И.Ленина в Мавзолее, а тюменчане гадали, что за секретная организация появилась у них в сельскохозяйственном техникуме.
Защитная рубашка с Мавзолея была снята накануне военного парада, посвященного 24-й годовщине Октября. Парад 7 ноября 1941 года правительство принимало на привычном местена трибуне Мавзолея В.И.Ленина. Что касается тела В.И.Ленина, то оно вернулось в Москву только весной 1945 года.
Воздушные налеты
Во время войны и продолжительное время после в печати утверждалось, что из-за хорошей организации противовоздушной обороны Москвы ни одной вражеской бомбы на территорию Кремля не упало. Это неправда. Падали фашистские бомбы и на Кремль, и на здание ЦК ВКП(б).
К концу вторых суток войны, в четвертом часу утра, москвичей разбудили заводские и паровозные гудки и вой сирен воздушной тревоги. Это была первая воздушная тревога, наделавшая много шума, тревог и хлопот для правительства, властей и населения. Я стоял на посту на Дворцовой набережной при спуске к Боровицкой башне, когда вдруг тишину разрезал вой сирены, продолжавшийся несколько минут, полных тревожного ожидания. Что? Будут бомбить? Но почему нет стрельбы, самолетов? Над Москвой было чистое, ясное небо. Через какое-то время донеслось равномерно-зуммерное гудение, и высоко в московском небе я увидел мелкие очертания летевших тройками самолетов: один впереди и два сзади. Вот сейчас будут бомбить, подумал я, но в Кремль не попадут, потому что летят они с юго-запада на северо-восток и не над самым центром.
Самолеты пролетели, и наступила вновь мертвенная тишина. В это время ко мне подошел замполит Т.И. Мурашко:
—Ну как, видел самолеты?
—Видел! -отвечаю я. Провокация какая-то? Тревога. Самолеты. Ни одной бомбы и ни одного выстрела.
—Все впереди: они вернутся и отбомбятся.
Воздушная тревога, произошедшая по вине ПВО, оказалась ложной. Наши бомбардировщики, возвращавшиеся с боевого задания, были приняты за вражеские. Утром разобрались с происшествием и доложили И.В. Сталину. Было решено считать этот случай учебной тревогой противовоздушной обороны. Наказывать за это никого не стали, но обязали москвичей затемнять оконные проемы и балконы в своих домах и учреждениях.
Укреплялась противовоздушная оборона Москвы: над ночным городом нависали аэростаты воздушного заграждения, заставлявшие немецких летчиков держаться на большой высоте. Сотни зенитных орудий расположили в парках, площадях, стадионах, бульварах, на плоских крышах высоких домов. Счетверенный зенитный пулемет установили на специальной площадке на здании арсенала со стороны Троицкой башни. На Боровицком холме установили зенитную артиллерийскую батарею. С юга от Кремля, в Замоскворечье на Болотной площади, расположили усиленную зенитно-артиллерийскую батарею, которая защищала от немецкой авиации треугольник неба над Кремлем, Старой площадью и МОГЭС.
Настоящая воздушная тревога прозвучала через месяц после начала войны21 июля в 22 часа. Отбой объявили 22 июля в 3.25. Пожары тушили до самого утра. На этот раз я застал воздушную тревогу на посту у Архангельского собора у окончания верхнего сквера.
Первый воздушный налет на Москву - это испытание подготовленности, оснащенности, силы и твердой воли двух противостоящих сторон. Не берусь оценивать из-за давности времени свое состояние в этом явном аду, но хорошо помню: еще продолжала завывать тревога, как послышались сначала далекие, глухие, а потом все приближающиеся резкие оглушающие разрывы снарядов и бомб, превратившиеся в непрерывный гул, от которого шумело в ушах, холодило сердце и все внутренности.
С высоты Боровицкого холма при громовых раскатах было видно, как на западе города один за другим вспыхивают пожары, постепенно приближаясь к центру, а через полчаса город горел в центре и на востоке, на Таганке, где находились наши жилые дома.
Небо Москвы бороздили десятки лучей прожекторов, нащупывая светом вражеские самолеты и поймав в переплет лучей, вели самолет до тех пор, пока его не уничтожат снарядами.
Когда немецкие летчики оказались в центре города, они выбросили несколько осветительных фосфоритных бомб, которые, медленно опускаясь на парашютах, освещали здания, сооружения, дороги, что являлось для летчиков объектами прицельного бомбометания. В этот налет были сожжены почти все рынки города: Даниловский, Тишинский, Крестьянский, Новоспасский, располагавшийся между нашим большим 8-этажным домом по Новоспасскому переулку, Воронцовской баней и Новоспасским монастырем. Здания на территории Кремля в этот налет не пострадали. По-видимому, не зря была проведена значительная маскировка.
23 июля вторая ночь налета фашистских самолетов была не менее тревожной. Немцы сменили тактику. Налетали не все сразу, а мелкими группами с интервалом 10—15 минут с разных сторон.
А затем последовали воздушные тревоги каждый день, и объявляли их по несколько раз в сутки. Вражеские летчики нащупали место Кремля и пытались бомбить его территорию. В одном из налетов им удалось пушечным снарядом уничтожить зенитно-пулеметную точку на крыше Арсенала. А позже, в одну из ночей жарких сражений, фашистский стервятник сбросил несколько фугасных бомб на зенитно-артиллерийскую батарею, располагавшуюся на Болотной площади, и уничтожил ее. Бойцы героически погибли. Среди погибших были девушки-добровольцы.
Бомбы на территории Кремля
12 августа 1941 года при очередном налете немецкой авиации фугасная бомба около 500 кг попала в здание Арсенала, в юго-западное крыло, обращенное в сторону здания правительства. В результате попадания была разрушена арсенальная стена и большие потери понес зенитно- пулеметный взвод 11-й роты. Под обломками оказалось 20 убитых и 11 раненых. В живых остался только один солдат. Это были первые кремлевские жертвы войны.
Произошедшего я не видел, так как в это время находился в бомбоубежище со своей семьей. Но разрыв бомбы, повредившей здание Арсенала, мы явственно ощутили: от удара зазвенело в ушах, с потолка посыпалась штукатурка, закачались осветительные плафоны, упал с полки графин, запахло гарью и пылью.
Когда наша маленькая группа (человек десять) появилась на месте взрыва бомбы, то обнаружила огромный завал многопудовых обломков кирпича и цемента, который предстояло разобрать в течение ночи. Стояли три грузовые машины, куда солдаты пытались затащить сцементированные обломки кирпича. Мы взялись им помочь. Но тщетно, только обдирали руки. Через некоторое время пришли комендант Кремля и его заместитель по хозяйственной части полковник Шпигов. Посмотрев на наш «сизифов труд», комендант приказал работу закончить и всех распустить по подразделениям.
Потом несколько суток подряд в ночное время работали бульдозеры и скреперы, грузили обломки на машины и увозили. Очищенный от завалов Арсенал долго еще зиял проломом. Помню, как приехавший в августе 1942 года в Кремль У.Черчилль, премьер Великобритании, увидев этот пролом, остановился, окинул взглядом руины, снял головной убор и только после этого вошел в здание правительства.
Еще большее количество жертв было в Кремле 29 октября 1941 года. В этот погожий день внутри Арсенала, по распоряжению своего командира, старший сержант Кадушкин производил построение солдат для перевода их в другое место. Но выйти с территории Арсенала они не успели. Вражеская бомба, направленная на Кремль, врезалась в построение и разбросала строй во все стороны. 41 человек был сразу убит. Более 100 человек получили ранения и контузии от взрывной волны. 4 человека пропали без вести. По-видимому, как считают профессионалы, бойцы не исчезли, от них просто ничего не осталось.
Это несчастье произошло по вине ПВО. Наблюдатели видели появившийся над самым центром города одиночный самолет У-2, летевший на малой высоте, приняли его за своего, а пока докладывали, выясняли, зачем и откуда он появился, самолет успел пролететь по периметру Кремля два круга, оставив за собой яркий плотный шлейф отработанных газов, а в это время появившийся из облаков немецкий бомбардировщик в очередной круг успел сбросить фугасную бомбу большой разрушительной силы.
Для всех, кто видел, как это совершилось, осталось загадкой: как же так допустили военные оборонщики, что на глазах многих наблюдателей в воздухе были обозначены границы Кремля, в центр которого сбросили разрушительный фугас. Метили, конечно, в Дом Правительства. Ведь всего-навсего ста метров не дотянули. Ветер виноват - переместил магический круг. Почему же так произошло?
Версии произошедшего остались на бумаге и пылятся, по-видимому, в архивах. Но осталась память об этом событии. Ветеран Отечественной войны ленинградец Веселов Александр Геннадиевич, служивший в то время в Кремлевском полку специального назначения и носивший погоны с золотыми буквами «ПСН», говорит: «Мы, бойцы-кремлевцы, оставшиеся в живых, помним о жертвах войны, чтим святую память погибших своих боевых сослуживцев, даже место погибших товарищей называем местом сержанта Кадушки, ибо так прозывали обиходно в жизни старшего сержанта Кадушкина».
Третья фугасная бомба мощностью 250 кг попала в Большой Кремлевский дворец, но не взорвалась. Пробив крышу и перекрытия верхних этажей, бомба остановилась в стальных перепутьях большой потолочной люстры. Утром, когда бомбу сняли, обезвредили и отвезли в соответствующее место, выяснили, кто стоял на посту близко к Георгиевскому залу. Оказалось, что, когда упала бомба, на посту стоял я. Меня спрашивали, слышал ли я падение бомбы, была ли воздушная волна? Но я не ощущал никакой воздушной волны и не слышал звука падения. Оправдываясь, говорил, что, по-видимому, находился в другом конце дворца в стороне Боровицких ворот. Мне отвечали, что если бы я был в отдаленном месте, то обязательно услышал бы свист падения бомбы, а волны не было потому, что бомба не взорвалась. Мне тогда сказали, что, по-видимому, я в рубашке родился.
Возможно, это и так. От большой бомбы, понятно, не устоишь на ногах. Но не каждая бомба опасна. Всего на территорию Кремля упало 15 фугасных и зажигательных бомб.
Что касается меня, то, наверное, я действительно родился в рубашке. Три раза меня сбивала с ног воздушная волна от разрыва, но все заканчивалось ушибами и царапинами. Сказать, что я ничего не боялся, не могу. Страх испытывал. Я не верю тому человеку, который утверждает, что он ничего не боится и он ко всему готов. У любого нормального человека должен быть страх. Этому страху противостоят воля и умение владеть собой. Воля может победить страх.
Посты, обслуживаемые сотрудниками Особой группы, находились внутри Кремля. Но располагались они не в помещениях, а на улицах, проездах и площадях Кремля. Каждая смена дежурила посуточно. Каждый стоял на посту по 4 часа, в течение которых могло произойти что угодно. Спрятаться было некуда. О фугасах не думали: мала вероятность попадания. Зажигалки сыпались с неба только в первые дни вражеских налетов. Да к ним привыкли и быстро научились расправляться: клещами за бок и в ящик с песком. Страшнее были осколки снарядов, падавшие с высоты разрывов. Стоишь или идешь, обозревая территорию, а осколок бах-тарарах около тебя с глухим звоном упадет и яркими искрами припугнет. Спрятаться от такой напасти некуда.
С первых вражеских налетов я со своим сослуживцем В.Ф. Мезерей нашел место, где можно спрятаться. Это Царь-колокол, стоявший на границе Соборной и Школьной площадей, недалеко от Колокольни Ивана Великого. Колокол стоял на высоком цоколе. В разлом можно было пройти и внутри спрятаться. С предложением использовать это укрытие при налетах вражеской авиации мы обратились к руководству.
Начальник Особой группы В.Г.Сафонов, выслушав В.Ф. Мезерю, ответил: «Предложение ваше заслуживает похвалы, но не приемлемо. Во-первых, если войти внутрь колокола, то вы ничего не увидите - объем обзора из-за малого проема в колоколе сократится до минимума, во-вторых, вы со своим предложением опоздали. Уже принято решение разместить в звоннице колокольни Ивана Великого командный пункт полка, а внутри Царь-колокола узел связи. Связисты устанавливают там свою аппаратуру и никого туда не пустят. Чтобы сотрудникам, стоящим на постах, вселить дух безопасности, приказано всем выдать защитительные головные уборы - военные каски».
Выйдя из кабинета начальника, я заметил:
—Ну, Василий Федорович, мы с этим предложением обмишурились?
—Да. Мало-малость сами себя обманули. Просили себе великое: не что-нибудь, а колокол, а получили простую стальную каску.
Думал поначалу, что, узнав о нашем желании использовать Царь-колокол и получив от начальства солдатскую каску, сослуживцы нас засмеют и выразят недовольство. Носить каску с собой - это дополнительный груз и неудобство, связывающие свободу действий. Но все обошлось благополучно. Касками пользовались до прекращения вражеских налетов на Москву. Когда опасность налетов миновала, нам было приказано каски и капсулы-патрончики, в которых хранились краткие биографические данные, сдать на склад.
Бомбардировки Москвы
Бомбы большой разрушительной силы рвались и на территории, близкой к Кремлю: на Арбате, на Большой площади, у Большого театра, на улице 25 Октября прямо напротив Троицкой башни Кремля.
12 ноября 1941 года около 17 часов бомба большой разрушительной силы попала в здание МК ВКП (б) на Старой площади, что рядом с домом ЦК ВКП(б), совсем недалеко от Кремля.
Налет произошел во время совещания, проводимого секретарем ЦК и МК ВКП(б) A.C.Щербаковым. На совещании присутствовали многие представители города во главе с председателем Моссовета В.П.Прониным. Доклад делал П.А.Артемьев.
От мощного взрыва бомбы часть здания МК ВКП(б) была разрушена, были убитые и раненые. Сильную контузию получил секретарь ЦК и МК ВКП(б) A.C.Щербаков.
Я этот случай хорошо помню потому, что со своим товарищем Михаилом Бурковцем после смены бежали, как положено по воздушной тревоге, из своего подразделения в бомбоубежище, расположенное у Спасских ворот. Бурковец впереди, я за ним. Бежали в касках, так как от артиллерийской стрельбы на брусчатку Школьной площади со звоном и искрами падали осколки снарядов, разрывавшихся высоко над нами. За углом здания Верховного Совета РСФСР прогремел взрыв, и волной от взрыва нас отбросило в сторону сквера. Я упал удачно, спиной на кусты, а товарищ мой, падая, стукнулся головой о дерево, но каска смягчила удар. Когда мы поднялись, то увидели, как из Спасских ворот в Кремль въезжает броневик, за ним проследовала машина охраны и на большой скорости направилась к подъезду Дома Правительства. Мы решили, что приехал кто-то с фронта.
Уже в бомбоубежище выяснили, что нас на площади уложил взрыв «заблудившегося» снаряда, а в броневике прибыл на доклад к Сталину контуженый Щербаков.
Бомбардировке подвергались не только правительственные здания, заводы и фабрики, но и жилые дома. Офицерский состав УКМК с семьями жил главным образом на Мещанской улице и на Новоспасском переулке, дом №14. Это был большой восьмиэтажный многонаселенный дом из шести секций. Он стоял на взгорке в виде буквы «Г» на перекрестке улицы Каменщиков и Новоспасского переулка. Из окон, выходящих в переулок, можно было видеть стены Таганской тюрьмы. К началу бомбежек квартиры дома опустели. Все члены семей сотрудников были эвакуированы на восток, главным образом в Пермь и Добрянку. Моя мать и две несовершеннолетние сестры попали на Добрянский завод на Каме.
В одну из июльских ночей при массированной бомбардировке в последнюю шестую секцию нашего дома попала фугасная бомба. Она пробила крышу, все межэтажные перекрытия и взорвалась на втором этаже. В итоге вся секция дома оказалась срезанной как ножом. При разборе обломков были обнаружены погибшие. Количество нам не сообщалось. Но и тогда было место чуду. На крыше дома дежурили несколько женщин, над каждой секцией по два человека. На крыше последней секции дежурили две лифтерши, мои знакомые (мама до эвакуации также работала лифтершей, и они в свои перерывы собирались в нашей квартире пить чай). Одна из дежуривших погибла, другая осталась жива.
Я позже спрашивал ее: «Как же так получилось, вы стояли рядом. Ты жива, а подруга погибла?» Отвечает: «Стояли мы не рядом, а порознь. Она на скате крыши в сторону тюрьмы, я же на скате в сторону школы. Помню, раздался сильный удар, а остальное как в сказке. Меня подняла какая-то сила: сначала вверх, затем вниз, потом последовал оглушительный удар, и меня вновь потащило вверх и бросило в кусты около школы. Я сама поднялась на ноги и ужаснулась. Пыль, грязь, пожар, вместо подъезда гора битого кирпича. Подруги нет. Пошла искать ее. Не нашла. Тело обнаружили только утром за тюремной стеной. Крепкая железобетонная пятиметровая стена погасила действие второй воздушной волны, которая могла бы подхватить тело. Меня же она спасла. Вот такое чудо».
Строительство бомбоубежищ
Московское метро в годы войны
От разрушительных налетов фашистской авиации спастись можно было только в бомбоубежищах. Но следует отметить, что их было мало и многие из них не соответствовали назначению. Как наиболее безопасное место - метро, но оно было только в центре Москвы. Не было настоящих бомбоубежищ и в Кремле. И.В. Сталин имел бункер на командном пункте ПВО в метро на станции Кирова, туда же собирались члены политбюро и правительства. Члены их семей размещались в метро на станции «Библиотека В.И.Ленина». От Кремля до бомбоубежища было довольно далеко, что создавало трудности в работе и недовольство.
Гарнизон Кремля во время тревог размещался в подвалах зданий, в которых работали. Так, за нашей группой было закреплено бомбоубежище в бывшем кавалергардском корпусе, на первом этаже которого мы постоянно находились. Бомбоубежище представляло собой огромную комнату со сводчатым потолком, оборудованную на скорую руку. Стояло несколько столов, табуреток, длинных и широких скамеек и топчанов. Было электричество, вода. Были запасные керосиновые лампы, свечи - и все. Туалета не было. На вид помещение казалось солидным: толстые, старинной кладки стены, сводчатые потолки, крепкие дубовые двери, обитые железом, не пропускающие никаких звуков снаружи. Все это вселяло уверенность, что мы, находясь здесь, защищены от вражеских бомб.
Кроме сотрудников группы в убежище приходили жители, проживавшие в бывшем офицерском корпусе. Постоянно укрывались в нашем подвале семьи Дзержинских и Менжинских. Они никому не мешали, тихонько беседовали, не обращая внимания на вновь входящих в бомбоубежище.
Так было до одного случая. В очередной налет бомбоубежище было заполнено людьми. В центре помещения стоял бетонный столб, поддерживающий перекрытия, вокруг которого сидели наши сотрудники. Среди нас находился Анатолий Носков, знаменитый шахматист и анекдотист. Он что- то рассказывал и уронил из рук свой ППШ, который, ударившись прикладом о цементный пол, произвел автоматную очередь в потолок, наделав много шума, а на дремавших навел панику и суматоху. Когда убедились, что убитых и раненых нет, кто-то объяснил, что Носков не виноват. ППШ имеет конструктивный недостаток: от удара в приклад он выстреливает.
Когда успокоились и вновь расселись, любопытная С.С. Дзержинская подошла к месту происшествия и пристально стала смотреть в потолок. В середине свода зияли дырки, пробитые пулями. «Боже мой, матка боска, - произнесла тихо Софья Сигизмундовна, - что же это за бомбоубежище, если ружье потолок простреливает насквозь, и божий свет видно как в решете. Это не бомбоубежище, а место для заклания. Пойдем, Вера, отсюда. Зря время только теряем». Ушли раньше, чем отменили тревогу, и больше не приходили. В памятную ночь, когда бомба попала в Арсенал, их уже с нами не было.
Отдаленность одних и ненадежность других бомбоубежищ заставили правительство поспешить с постройкой бомбоубежищ, соответствующих военному времени. Вскоре после начала войны начали строить бункеры для И.В. Сталина, а для остальных работающих и проживающих в Кремле решено было провести одну из ветвей метро. В сквере между Арсеналом и Домом Правительства землеройные машины вырыли широкий конусообразный котлован, а затем появились специалисты метростроя во главе со знаменитой в то время Зоей Федоровой, которые сначала завозили бетон, затем арматуру и необходимое оборудование. К концу августа выемку вновь завалили землей, укрыли сверху дерном, насадили кусты и деревья.
Кто не видел, тот ничего и не узнал, а И.В. Сталин теперь за считаные минуты мог попасть из квартиры, кабинета в надежное во всех отношениях бомбоубежище. Вскоре наше старое бомбоубежище опечатали, а нам приказали по воздушной тревоге спускаться по подземной лестнице в метро. Сначала мы обрадовались - наконец- то будем в безопасности. Но когда узнали, что это такое, то разочаровались... Чтобы попасть в это бомбоубежище, надо было осилить по лестнице более ста ступенек. Спуститься еще можно, но сколько усилий потребуется, чтобы подняться на поверхность! А шагать сто с лишним ступенек зимой в шубной бекеше, с двумя пистолетами, финским ножом за поясом, противогазом, каской и винтовкой СВ за плечами трудно, не каждому по силе. Можно сбегать туда-сюда раз в сутки, но тревоги объявлялись от пяти до семи раз за день, поэтому мы предпочитали стоять на постах под открытым небом, нежели лезть в глубокое подземелье.
Разговор с комендантом Кремля
В начале октября 1941 года у меня произошла встреча и беседа с комендантом Кремля генералом М.К.Спиридоновым. Время подходило к полуночи. В довоенное время на западной стороне была бы непроглядная темнота, но в тот вечер там было яркое зарево, то и дело поднимались высоко в небо сполохи, как разгорающийся вдалеке пожар. Я стоял у Архангельского собора. От Боровицких ворот на большой скорости проследовала правительственная машина. Чтобы проследить, куда она направилась, я перешел к началу сквера, и в это время из-за маскировочных домов прямо на меня вышел и остановился генерал. Я, как положено, доложил, что на посту все в порядке, и назвал свою фамилию.
—Хорошо, Ионочкин. Доложите, кто это только что проехал?
—По-видимому, Микоян.
—Почему, по-видимому, почему не точно, кто проехал?
—Темно. Плохо видно. Машина проехала на большой скорости.
—Почему докладываете, что Микоян? По какому признаку?
—По очертаниям, по посадке сидящего. Шофер выше сидящего...
—Ну ладно, согласен. Но ты ссылаешься на темноту. А ты посмотри, что на западе творится, зарево какое.
—То зарево далеко,ответил я.
—Как сказать... далеко? А почему оно появилось именно сейчас?
—Появилось оно не сейчас, несколько суток назад. Появление зарева объясняют тем, что Земля наша проходит отрезок пути, где много попадает космической пыли и инородных тел. Соприкасаясь с атмосферой Земли, они возгораются и, летя, сгорают.
—Это ты сам придумал или от кого-то услышал?
—Нет, не сам. Так наш политрук товарищ Мурашко объяснял.
—Мурашко? Забавно. Хотя доля правды в этом объяснении есть. Ты веришь в такое объяснение?
—Сознаться, товарищ генерал, не верю.
—Тогда, что же это?
—По-видимому, фронт приближается.
—Не по-видимому, а на самом деле фронт приближается, но ты об этом никому не говори. Придерживайся версии Мурашко, а сам знай, как бы фронт ни приблизился, мы в Москву фашистов не пустим.
В это время над Кремлем небо осветила падающая комета. Генерал заметил:
—Вот видишь, как растревожено небо, даже звезды на небесной тверди не держатся.
—Бабушка моя говорила в таких случаях: «Сорвалась с неба звезда - человеческая душа в другой мир ушла».
—Бабушка говорила правильно. Неизвестно только, сколько душ сейчас за время промелькнувшей кометы на фронте в тот мир отправилось...
На КПП Боровицкой башни сработала сигнализация.
—Кто-то едет,сказал генерал,не отвлекайтесь, несите службу.
И пошел в сторону Боровицких ворот.
Фронт приближается к Москве
15 октября 1941 года Совинформбюро официально объявило, что положение на Западном фронте ухудшилось. Врагу удалось прорвать в некоторых местах нашу оборону. 16 октября ЦК партии и ГКО приняли решение эвакуировать из Москвы в Куйбышев часть партийных и правительственных учреждений, дипломатический корпус, а также вывезти ценности, еще остававшиеся в городе.
Воины-кремлевцы принимали активное участие в эвакуации ценностей из хранилищ Кремля. Несколько ночей из подвалов Оружейной палаты осторожно выносили в специальных мешочках слитки золота, грузили в бронированные машины и отвозили на Казанский вокзал в специальные вагоны. Еще более бережно упаковывались и вывозились из Оружейной палаты и Большого Кремлевского дворца ценности Госфонда и Патриаршего фонда: бриллианты, драгоценные камни, иконы, скульптуры и картины. Солдаты полка под руководством майора Ефименко принимали участие в минировании, как говорили, на всякий случай, московских мостов. Только под 12 мостов города было заложено 22 тонны взрывчатки.
Был заминирован и Большой театр. Большинство артистов эвакуировали в Куйбышев, а театр закрыли. Но уехали не все. Около тысячи человек оставались работать в помещении театра. 28 октября 1941 года, во время артналета, на театр была сброшена бомба, убившая 15 человек. К счастью, она разорвалась у центрального входа, на площади у колонн. Если бы бомба попала в центр здания, то от него бы ничего не осталось, так как в подвалах находилось три тонны взрывчатки.
Угроза столице усиливалась. Это было видно по возросшему потоку раненых из-под Москвы, беженцев из западных районов Московской области, перегонявшегося скота по улицам города. Женщины гнали по улице Горького к Охотному Ряду в сторону площади Дзержинского большое стадо коров. За стадом лошади везли несколько повозок сена, а за ними плелись беженцы: женщины и дети, нагруженные домашним скарбом.
Согласно решению ГКО члены Политбюро В.М.Молотов, М.И.Калинин, А.А.Андреев, К.Е.Ворошилов и другие эвакуировались в город Куйбышев. Начали эвакуироваться министерства, управления, тресты и т.п. Транспорт не справлялся с потоком людей. Появились мародеры, расхищающие склады, магазины, квартиры эвакуированных.
Секретарь МК ВКП(б) А.С.Щербаков допустил оплошность: узнав, что на интендантских складах Министерства обороны хранятся еще не реализованные 500 тысяч пар обуви и другое имущество, дал указание раздать обувь, шапки-ушанки, перчатки и другие теплые вещи населению - не оставлять же добро врагу. Только вмешательство А.И.Микояна прекратило расхищение военного имущества.
Участились проявления чужаков-диверсантов, вражеских сигнальщиков, нарушавших светомаскировку и указывавших цели налетчикам.
В городе появились провокационные слухи о том, что правительство во главе с И.В.Сталиным оставило Москву на произвол судьбы и направилось в Сибирь. Фашисты настолько обнаглели, что даже днем ухитрялись разбрасывать листовки над Москвой. Помню, наша смена отдыхала, вбегает запыхавшись наш начальник В.Г.Софонов и командует: «Подъем! Не одеваясь, за мной на выход». Выбежали во двор. На ходу он сказал: «Фашисты разбросали над Кремлем листовки. Вся территория в бумажках. Наша задача - собрать листовки с территории Школьной и Соборной площадей. Просьба листовки не читать!»
В этих листовках призывали защитников Москвы сдаваться в плен, так как Сталин и правительство покинули Москву.
Меня самого не раз спрашивали знакомые, правда ли то, что Сталин покинул Москву и город скоро сдадут. Я говорил тогда и утверждаю сейчас, что И.В. Сталин в те трудные, тяжелые дни Москву не покидал, хотя слухи о настойчивых уговорах его Маленковым, Кагановичем покинуть Москву были.
Последнее время в газетах, журналах, романах пишут о том, как раздумывал И.В.Сталин на Казанском вокзале, ехать ему или нет в Куйбышев. Это неправда. Ни на какой вокзал он не выезжал. Подтверждением может служить постановление ГКО о введении осадного положения в Москве, подписанное И.В. Сталиным 19 октября 1941 года. Этим постановлением воспрещалось движение по улицам отдельных лиц и транспорта с 12 часов ночи до 5 часов утра. Нарушителей порядка предлагалось немедленно привлекать к суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов, призывавших к нарушению порядка, расстреливать на месте.
На второй же день всем сотрудникам Особой группы и другим офицерам подразделения выдали специальные пропуска-вкладыши с правом свободного прохода в ночное время, подписанные комендантом города генералом Синиловым. Некоторые сотрудники нашего подразделения были зачислены в бригаду патрулирования по городу в ночное время и участвовали в ликвидации различных преступных элементов, занимавшихся хищением, разбоем и шпионской деятельностью. Я в число этих бригад не попал, так как числился за подразделением разведки, созданным на случай захвата Москвы врагом.
Гарнизону Кремля приказывалось усилить наблюдение за Мокворечьем во время вражеских налетов, так как были отмечены случаи, когда из домов в сторону Кремля направлялись демаскирующие осветительные ракеты или, ни с того ни с сего, одновременно освещались окна в нескольких домах. Снайперам приказали при обнаружении диверсантов стрелять на поражение. После нескольких произведенных снайперами выстрелов по обнаруженным целям подобные случаи прекратились.
Приближалась 24-я годовщина Октября, а фашистские вояки все оголтелее рвались к Москве. Гитлер на весь мир заявил, что 7 ноября на Красной площади он приведет парад своих «непобедимых» войск, и приказал в ближайшие дни во что бы то ни стало войти в Москву, о чем вновь сообщалось в рассылаемых с неба листовках.
В предпраздничные дни массированных налетов не наблюдалось. Прорывались или прокрадывались одиночные самолеты-бомбовозы или разведчики.
6 ноября выдалась хорошая погода. Светило солнце. И едва рассвело, как в небе появились вражеские самолеты. На Москву волнами шли более ста бомбардировщиков в сопровождении истребителей. Фашисты рассчитывали на эффект неожиданности. Для полета было выбрано необычное время: ранее утро, когда противовоздушная оборона отдыхает после ночного бдения. Наши зенитчики встретили врага прицельным и заградительным огнем. Прорваться в город фашистам не удалось. Тогда в полдень они организовали еще более мощный налет на Москву, в котором участвовало сотни полторы самолетов, несколько из них проникли в центр, где их встретили наши истребители. В этой схватке враг получил жесткий удар, потеряв 34 бомбардировщика.
XXIV годовщина Октября
Несмотря на такую сложную обстановку, вечером на платформе станции метро «Маяковская» состоялось торжественное заседание Моссовета, посвященное 24-й годовщине Октября. Почему там? Надежно, на случай бомбардировок. Вместительно: рядами стояли 2000 кресел, принесенных сюда из ближайших театров под командой коменданта Большого театра чекиста A.Т.Рыбина. Кроме того, учитывалось, что эта станция была любимой И.В.Сталина. Был сделан помост для президиума. Стоял бюст Ленина. Вокруг цветы. С левой стороны от президиума в вагонах с раскрытыми дверями располагались буфеты. Приглашенным подавали чай, бутерброды с колбасой, сыром, икрой, семгой.
Ровно в 19.00 с правой стороны от «Белорусского вокзала» подъехал поезд с членами Политбюро и правительства во главе с И.В.Сталиным. Заседание открыл председатель Моссовета В.П.Пронин и предоставил слово И.В.Сталину. На заседании и в перерыве ничего не говорилось о демонстрации и параде на следующий день, но было объявлено о том, что демонстрация будет проведена в городе Куйбышеве, куда выехали некоторые члены Политбюро ЦК партии во главе с К.Е.Ворошиловым.
Выступление И.В. Сталина на торжественном заседании Моссовета в честь 24-ой годовщины Октября
Однако 7 ноября 1941 года состоялся парад войск московского гарнизона, но не в 10 часов утра как обычно, а в целях безопасности в 8 часов, в момент восхода солнца. Но никакого солнца в тот день не было. Низко над зданиями города ползли тучи, валил хлопьями снег, затем разыгралась пурга, заметая снегом трибуны, к которым к 7 часам начали собираться приглашенные. Мавзолей Ленина и трибуны освобождены от маскировочных одежд. А мы удивлялись тому, как так получилось: вчера никто ничего не знал о параде, а приглашено столько народу. Оказывается, в целях конспирации все было сделано ночью. После того, как закончилось торжественное заседание, всю ночь работали райкомы партии: там составляли списки, печатались пригласительные и вручались кому надо с нарочными. И делалось это в величайшей секретности.
К восьми часам на трибуне Мавзолея появились члены Политбюро, ЦК ВКП(б) во главе с товарищем И.В.Сталиным, а ровно в 8.00 из ворот Спасской башни выехал маршал С.М.Буденный верхом на коне. Прозвучал рапорт командующего парадом генерал-лейтенанта П.А.Артемьева, и прокатилось над площадью по рядам войск знакомое и радостное: «Ура!»
Затем была произнесена знаменитая речь товарища И.В.Сталина, в которой прозвучали проникновенные слова: «Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков: Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Пусть осенит вас победное знамя великого Ленина!»
Но тогда никто речи И.В.Сталина не услышал, хотя всем знакомый в то время голос Левитана объявил о параде на Красной площади. Почему? Что-то у радистов-акустиков что-то не сработало. И чтобы передать речь И.В.Сталина, пришлось уговаривать его, чтобы он ту речь снова прочитал для записи. Не очень-то он хотел читать («Что я вам, артист?»). Но в итоге согласие было получено, и на другой день в Большом Кремлевском дворце оборудовали комнату и завезли радиоаппаратуру. Мир услышал голос вождя, утверждавший, что, несмотря на осаду врагом Москвы, город живет и сопротивляется. Весь мир узнал, что на Красной площади состоялся военный парад, но не фашистские войска проходили по ней, а наши доблестные советские войска.
Военный парад на Красной площади в Москве вселил в советских людей уверенность: все поняли, что если в такой тяжелой обстановке, когда враг у стен Москвы, а в столице традиционно отмечают годовщину Октября, значит, врагу не взять город.
Бои под Москвой
Весь ноябрь Западный фронт вел тяжелые оборонительные бои против превосходящих сил врага. Но, сражаясь, копил новые силы: из Поволжья, Урала и Сибири под Москву прибывали резервы Ставки, позволившие в начале декабря 1941 года перейти к контрнаступлению. В результате нацеленных мощных ударов советских войск немцы были отброшены от Москвы на запад на 150— 300 км. Враг потерял более полумиллиона человек.
Когда непосредственная угроза Москве миновала, была удовлетворена просьба многих воинов- кремлевцев о направлении на фронт. В 1942—1943 годах по решению Управления Кремля были сформированы военные группы, и под командованием военных офицеров С.М.Крылова, И.Я.Лебедева, И.О.Пугачева воины посылались на фронт и принимали активное участие в боях.
Особенно отличились стрелки-снайперы. Так, ефрейтор Н.П.Кукушкин убил 28 солдат и офицеров. А.В.Максимов, рабочий парень с Охты, будущий муж моей младшей сестры Веры, уничтожил 26 солдат и офицеров и был награжден медалью «За отвагу». Он рассказывал, что воевать им приходилось буквально круглые сутки. Ночью автоматчиками-разведчиками, днем снайперами, охотниками за фашистскими офицерами и солдатами. Были потери среди воинов-кремлевцев. При защите Москвы, на фронтах погибло около 100 солдат, сержантов и офицером, более 200 были тяжело ранены.
Воины-кремлевцы, погибшие в годы Великой Отечественной войны, захоронены в Москве на Донском кладбище в братской могиле. На мраморном обелиске золотыми буквами высечены их фамилии. В Кремле на стене въездной арки Арсенала также прикреплена мемориальная доска с именами погибших.
Покушение на Сталина
Нельзя не отметить факт прокола в работе правительственной охраны, когда один террорист пытался убить И.В.Сталина. Я напоминаю о нем потому, что об этом тогда не сообщалось в прессе, да и мало кому известно сейчас. Произошло это в канун 25-й годовщины Октябрьской революции, 6 ноября 1942 года.
Савелий Григорьев, ефрейтор военно-транспортного подразделения, взяв в казарме закрепленную за ним винтовку с комплектом в 45 патронов, надел шинель, затянулся ремнем, повесил на себя патронташ, противогаз и направился к Кремлю. Около часа дня он появился на Красной площади. Походил около ГУМа, обошел храм Василия Блаженного и приблизился к Лобному месту. Быстро поднялся по ступеням на площадку, закрыл за собой железную калитку и закрутил ее проволокой, чтобы не болталась. Место он избрал очень удачное: прямо перед ним оказались Спасские ворота Кремля, откуда время от времени выезжали автомобили.
Спустя несколько минут к нему подошел милиционер и спросил, что он тут делает и кем направлен. Последовал твердый ответ: «Воинский патруль. Направлен для усиления охраны Красной площади накануне праздничного ноябрьского парада». Милиционер сказал: «Что-то раньше никакого патруля тут не было». Последовал уверенный ответ: «Не могу знать». С аналогичными вопросами подходили другие военные и штатские лица, но все получали убедительный ответ от часового. У него спрашивали номер части. «Не имею права сказать, это секрет». На требование назвать фамилию командира части, не раздумывая, отвечал: «Вот придет начальник караула меня сменять, у него и спрашивайте». Его выдержка, уверенные и грамотные ответы совершенно сбили с толку и умалили бдительность чекистов. Они окончательно успокоились, когда на их глазах необычный часовой равнодушно проводил глазами машину, в которой проехал М.И.Калинин.
В 14.30 звуковая сигнализация выездного поста возвестила о проезде машины из Кремля. И тут же из Спасских ворот на большой скорости выехала кавалькада автомашин. Впереди шла большая машина черного цвета с темными стеклами, через которые было трудно определить, кто в ней находится. Террорист резко поднял винтовку и три раза выстрелил в лобовое стекло. Но машина только на мгновение замедлилась, словно споткнувшись, а затем, заревев моторами, снова набрала ход и скрылась на улице Куйбышева. Машины, следовавшие за первой, остановились. Из них выпрыгнули бодрые парни, и Красная площадь огласилась пулеметно-револьверной стрекотней.
Террорист, надев на голову каску, отчаянно отстреливался из-за каменных бортов Лобного места. Ранил одного милиционера. Близко к себе нападающих не подпускал. Он сдался тогда, когда по тревоге выбежала из Кремля вооруженная дежурная команда под руководством капитана Цыбы, который быстро оценил обстановку и по своей инициативе забросал Лобное место гранатами. Террорист был ранен, упал, уронил винтовку. Он тут же был схвачен, обезоружен и увезен на Лубянку. Берия лично подписал ордер на арест террориста.
В правительственной машине, в которую стрелял террорист, ехал член Политбюро ЦК ВКП(б) член ГКО товарищ А.И.Микоян, отделавшийся в этом серьезном эпизоде легким испугом.
За решительные волевые действия дежурной команды по ликвидации очага террориста была объявлена благодарность, а капитана Цыбу наградили орденом Красной Звезды.
Солдаты и офицеры, служившие в подразделениях Кремля, после войны демобилизовались и работали на трудовом фронте. Значительная их часть продолжала служить в органах госбезопасности, дослужившись до полковников и даже генералов. В нашем городе воинов- кремлевцев, служивших с 1941 по 1945 год, числилось 68 человек. Сейчас их осталось 10. Каждый год в День Победы мы встречались, поминая погибших. В 2009 году на встречу пришли только 4 человека. Остальные уже не выходят на улицу.
Из 68 человек трое работали в Управлении КГБ по Ленинградской области: кроме меня, это А.П.Анантин и В.Ф.Стрелков. Встречая 65-ю годовщину Великой Победы советского народа над фашистской Германией, мы должны помнить, что миллионы людей погибли за эту Победу, миллионы умерли после войны, восстанавливая мирную жизнь. Доброй памяти и мирного покоя погибшим. Мира, крепкого здоровья и счастья живым.
