Полковник в отставке
А.А.Фомушкин

Страницы воспоминаний офицера КГБ о службе в органах госбезопасности России

 
Предисловие

У сотрудников спецслужбы – особая судьба.
Специфические особенности их пожизненной профессии, по существу, в прошлом исключали почти всякое постороннее проникновение в ее служебные секреты.
Вот почему нам так мало известны имена разведчиков и всех тех, кто тайно сотрудничал с ними.

Вот почему жанр мемуариста был почти всегда чужд сотруднику- ветерану, а названия истинных шедевров киноискусства в области разведки – «Семнадцать мгновений весны», «Подвиг разведчика», «Мертвый сезон» - до сих пор с благодарностью вспоминают, как далекое светлое прошлое, зрители.

Однако вопрос заключается не только в том, что всемирно известный «Ленфильм» выпускает теперь в год 3-4 художественных фильма по причинам финансово-экономического порядка. Дело здесь совершенно в другом. Сравнительно недавно Комитет Государственной безопасности СССР, по общему признанию специалистов, являлся одной из самых могущественных служб мира. Ныне у этого бывшего колосса иная стать. Начиная с 90-х годов ХХ века, определенные властные силы в нашем государстве развернули беспрецедентную охоту на чекистов, сравнимую разве лишь с печально известной в свое время «охотой на ведьм» в США. В результате четырехкратных так называемых "реформ КГБ", которые каждый раз начинались, кстати, с англизирования наименования спецслужбы (См. аббревиатуры «АФБ», «МБРФ», «СК», «ФСБ»), был нанесен серьезный ущерб делу охраны госбезопасности России.

Этот урон был прямо пропорционален профессиональной некомпетентности в вопросах контрразведки тех руководителей, назначаемых на каждую очередную реформу по принципу личной преданности. В большинстве своем это были люди из МВД, не являющиеся там высококлассными специалистами ( был даже один бывший военный комендант Кремля). Разгром КГБ начался с гонения наиболее профессионально подготовленных контрразведчиков, следователей (здесь речь идет о сотрудниках бывшего 5 Управления КГБ, которое осуществляло функцию политического сыска).

Я хочу подчеркнуть, что у меня не может быть ностальгии по поводу ликвидации этого органа: он изжил себя в существовавшем виде давно, являлся анахронизмом застоя.

Однако нельзя не заметить при этом, что не было еще такой спецслужбы в мире, включая и дореволюционную российскую политическую полицию с ее Особым отделом Департамента полиции, которая бы отказывалась от методов политического сыска. Все дело в разумном легитимном использовании агентуры и средств оперативно-розыскной деятельности против экстремистских, неофашистских сил и в современном обществе.

Итак, о результатах кадровой чистки в КГБ. Многие из «профи» были просто уволены, другие ушли сами, не дожидаясь, когда окажутся за бортом. Большинство из них было востребовано в разных банковских, охранных фирмах и ведомствах: чекистские кадры всегда оценивались высоко, как бы их не подвергали хуле средства массовой информации на протяжении последнего десятилетия. Конечно, иностранные спецслужбы получили невиданный по щедрости подарок от некоторых бывших руководителей нового «демократического» государства, начавших в стране масштабные преобразования с разгрома отечественной спецслужбы.

В результате резко активизировалась разведывательная деятельность наших бывших противников, а ныне (как они себя называют) партнеров России, получивших из рук самих ее руководителей карт-бланш на режим наибольшего благоприятствования, в частности, в области экономического и военного шпионажа. Регулярно публикуемые теперь цифры разоблаченных ФСБ иностранных агентов из числа российских граждан свидетельствуют об этом. Вместе с тем при этом, по меньшей мере, странно слышать некоторых «правозащитников», утверждающих с пеной у рта о том, что увеличение числа разоблачений изменников Родине якобы говорит о возрождении КГБ, а равно и о новом витке массового террора против народа России.

Вот так, ни больше, ни меньше. Здесь опять приходится говорить о негативной роли СМИ, которые, восприняв свободу слова и мнений для журналистов, подменили принцип объективного исследования фактов вседозволенностью.
Так, например, имеющиеся юридические казусы в расследовании уголовных дел военно-морского офицера Никитина и военного корреспондента Пасько трактуются искаженно. При этом огульно обвиняются только спецслужбы.
Далее другой пример. Издавна повелось на Руси, что имена перебежчиков в чужой враждебный стан, изменивших присяге никогда не предавать своих агентов, находившихся у них на связи, покрывались вечным позором, если не сказать больше.
Однако нельзя не заметить удивительную умиротворяющую тональность высказываний отдельных представителей электронных средств массовой информации, когда речь заходит о подобных преступлениях.

Имеют место попытки даже как-то их оправдать. И это вместо того, чтобы содействовать созданию в стране обстановки морально-политической нетерпимости к любым проявлениям всепрощаемости в отношении лиц, прельстившихся на 30 иудиных сребреников.
Вот факты. Так, телеведущий недавно мирно скончавшейся рубрики «Час пик» ухитрился менее, чем за 2 года, установить два телемоста Москва-Лондон, посвятив их целиком личности известного ренегата Богдана Резуна (литературный псевдоним В. Суворов). Этот бывший военный разведчик Главного разведывательного управления Советской армии (ГРУ) заочно приговорен за предательство Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу. Родной отец Резуна проклял своего сына. Однако книги из-под бойкого пера изменника отнюдь не заняли место лишь в рукописной истории, как это случилось, например, с письмами князя Курбского к Ивану Грозному.

Эти книги писучего автора, где подчас громоздится большая ложь на руководителей СССР, которые якобы первыми организовали нападение в 1941 году на фашистскую Германию, продаются охотно везде.

Другой пример. Один петербургский газетчик считает допустимым посещать теперешнее жилье (вилла на берегу океана в США, квартира в Нью-Йорке), которые принадлежат бывшему генералу КГБ О. Калугину, скандально известному в своей должности начальника Управления контрразведки 1 Главного Управления (ныне внешняя разведка). Только теперь обнародованы факты предательской деятельности О. Калугина его бывшими коллегами, что заставляет нас несколько позднее вернуться вновь к этой одиозной личности.

Наиболее тяжелый урон делу охраны госбезопасности государства был причинен, как представляется, в результате разгрома КГБ определенными властными кругами, посягнувшими на сами устои многолетнего успешного взаимодействия спецслужб России и ее народа. Именно это взаимодействие высокопрофессиональных сотрудников КГБ с доверенными лицами, добровольными негласными помощниками принесло неоценимую пользу. Достаточно вспомнить имена верных бескорыстных россиян и представителей других стран Р. Зорге, К. Филби, Р. Абеля, В. Молодчего («Бен»), Л. Маневича, В. Лягина, И. Кузнецова и многих, многих других. Теперь же мы часто слышим, как шельмуется институт агентурной работы - главное оружие всякой спецслужбы. Как часто читаемы эрзацы этого понятия, как уподобляется слово «агентура» простому наушничеству, доносительству, «стукачеству»!

Здесь следует решительно возразить некоторым «правозащитникам» по поводу смещения ими понятия «информатор», имея в виду практику работы с доверенными лицами органов госбезопасности и милиции. Последние имеют дело со специфическим контингентом из уголовного мира, у них нет другой альтернативы.
Вот почему майору Никольскому (артист И. Ливанов) приходится использовать услуги такого субъекта, как Стас из телесериала «У Патриарших прудов». Этот Стас, как вы помните, на фоне обаятельного и мужественного майора выглядит отталкивающе безобразно: он жадно-корыстен, назойливо стремится «заработать» на всем, что можно купить, продать и пр. Однако с профессиональной точки зрения нельзя не увидеть способности Стаса добывать полезную для милиции информацию среди близкой ему криминальной среды, с которой у него крепкие связи.

Совсем другая картина рисуется в отношениях доверенных лиц с сотрудниками ФСБ или ФПС (Федеральная пограничная служба).
В конце июля 2002 года, как известно, была предпринята попытка большой группы вооруженных боевиков прорваться из Панкисского ущелья в Чечню. Операция по уничтожению этой банды была успешно завершена через несколько дней в результате взаимодействия пограничников, армейских сил, спецназа. Значительную роль при этом сыграло своевременное предупреждение грузинского чабана о преднамеренном переходе границы бандитами.
Трудно сказать, скольким российским матерям и женам сохранил жизнь их детей, мужей этот мужественный человек, не побоявшийся сам смертельных угроз и поставивший интересы дружественного ему российского народа выше своих личных интересов. Заслуженно этот простой человек получил в награду орден от благодарной России.

Разве можно подумать о каком либо смешении понятия «информатор» в данном случае с теми оценками внешне похожего действия, о которых мы говорили ранее? Рассуждая об этом, ведь можно дойти до абсурда! А у наших некоторых газетчиков-интерпретаторов все просто, как в том кроссворде, который довелось прочесть недавно в одной петербургской газете. Так, на вопрос: «Доброволец, вступивший в сделку с компетентными органами?» - заготовлен такой ответ: «Доносчик».

К счастью, в последнее время прослеживаются элементы стремления изменить отношение в лучшем смысле этого слова и к агентуре, которая совсем недавно подвергалась остракизму.
Вот прошла, например, телепередача по поводу физического устранения в Чечне одного из самых кровавых полевых командиров боевиков «Черного араба» — Хоттаба. Думаю, что мои коллеги чекисты-ветераны с удовлетворением услышали фразу телеведущего: «В результате успешного осуществления агентурно - войсковой операции ...».

Постепенно начал правдиво освещаться в кино и печати образ чекиста, который ранее непременно ассоциировался с ролью мучителя, палача, исполнителя массовых репрессий в 30 - 40 годы (см., например, книгу бывшего олимпийского чемпиона по тяжелой атлетике Ю. Власова «Огненный крест»).
Почему-то перестали помнить о чекистах Ф. Дзержинского, спасших сотни тысяч беспризорных детей после Гражданской войны. Забыли и те 22 тысячи расстрелянных чекистов в страшные 37-38 годы, открыто осмелившихся протестовать против принятого партией решения и служебной установки на массовое уничтожение оппозиции и всех подозреваемых на принадлежность к ней.

Этот известный тезис читателям хочу дополнить следующими документальными данными. Будучи уже в отставке, с разрешения руководства Оперативно-технического Управления КГБ СССР в начале 80 годов я написал историю возникновения одного из старейших оперативно-технических подразделений ОГПУ-УМГБ в Ленинграде (1928-1945 г.г.). В процессе работы я встретился с трагическими страницами истории этого подразделения в 1937-38 г.г. Речь пойдет о судьбе двух его руководителей. Первый — начальник спец. отделения, возглавивший вновь сформированное опер техническое подразделение в 1934 г., Оскар Иванович Мюллер, эстонец по происхождению, являлся деятельным творческим работником, был награжден знаком «Заслуженный работник ОГПУ». В 1937 году был арестован по подозрению «во вредительстве в области оперативной техники и сотрудничестве с иностранными разведками».

В уголовном деле, которое я поднял из архива, оказалась совсем немного аккуратно подшитых документов, в том числе 10 протоколов допросов. Первые 9 из них предельно кратки: зафиксирован вопрос следователя, признает ли себя виновным подследственный в инкриминируемых ему преступлениях. Ответ отрицательный, - и так выглядят все 9 протоколов. В 10-ом, последнем из них, содержится признание обвиняемого, что он тайно сотрудничал с немецкой, польской, финской и эстонской буржуазными разведками, а также осуществлял вредительскую деятельность по линии оперативной техники (!?). И больше в деле об этом никаких документов. Можно лишь догадываться теперь об огромном мужестве заключенного, выдержавшего в течение 9 суток физические и моральные истязания.

Что это все было именно так, говорит «немой» свидетель происходившего - сигналетическая карточка (в профиль и в анфас) Мюллера. На вас смотрит сломленный физически и нравственно мужчина с рано поседевшими волосами. Мюллер был осужден на 10 лет лишения свободы, срок отбывал в лагере в районе города Сольвычегодска «от звонка до звонка». После объявления об освобождении из лагеря умер от разрыва сердца. Посмертно реабилитирован.

Другой руководитель отдела тоже, к несчастью, с нерусской фамилией Я. Рошаль, имевший спец. звание майора госбезопасности («ромб» в петлице), награжденный боевым оружием за участие в разгроме банд на территории Чечни в конце 20 годов. Был арестован в 1938 году прямо на совещании сотрудников 12 отдела в «Большом Доме». По приговору суда расстрелян в 1941 году, посмертно реабилитирован.
Так что, господа «правозащитники», репрессиям подвергались в эти кошмарные 30 -40 годы не только следователи, оперативники, а и «технари».

Об обстановке, которая царила в то время в подразделениях НКВД, можно также судить и по отрывочным скупым воспоминаниям старослужащих, которыми они неохотно делились с нами, тогда молодыми сотрудниками в Горьковском Управлении.
Рассказывал, например, мой первый начальник А.И. Матов, работавший в 30 годы в Оперативном отделе («Опероде») - многофункциональном подразделении (наружное наблюдение, аресты и обыски, правительственная охрана, дознание, оперативная техника).

Говорилось, например, о таких фактах, когда на ежевечерних совещаниях в отделениях дознания и ареста оповещался личный состав подчас о невыполнении суточной разнарядки по арестам. При этом напоминалось, что недостающее количество репрессированных будет восполнено за счет («вас дураков») - сотрудников отделения. Сам А.И. Матов счастливо избежал подобной участи, находясь на следствии, видимо, еще и потому, что умел допрашивать. Он рассказал, что спустя много лет после периода репрессий, он неожиданно на улице был остановлен возгласом: «Товарищ Матов? Анатолий Иванович?» - «Оглядываюсь, - продолжал рассказчик, - вижу, кажется, знакомый мне мужчина, на которого я вел следствие в 1938 году». - А тот говорит: «Спасибо, что так допрашивали меня тогда».

Возможно, к сожалению, подобное не так часто встречалось в жизни у ветеранов органов госбезопасности. Но, тем не менее все это характеризует служебную деятельность сотрудников старшего поколения, о которых часто предвзято судят люди, далекие от той страшной «кухни» давно минувших лет.

Кстати, затрагивая происходящий процесс очищения, важный аспект тесной сопричастности нынешнего поколения чекистов, не имеющих ничего общего с бериевскими и ежовскими организаторами произвола и их подручными, следует вспомнить и следующее. В ходе реабилитации безвинно пострадавших граждан, необоснованно репрессированных в 30-50-ые годы, пересмотрены дела на 856 582 человека, по ним реабилитировано 844 740 человек.

Мало примеров сейчас в художественной литературе о героических делах чекистов-фронтовиков и тыловиков, тех, для которых выстрелы и смерти от инфарктов и инсультов не прекратились и после окончания Великой отечественной войны. Ведь в «холодной» тайной войне бои не затихают никогда. Что же касается ярлыка палача народа, наложенного теперь и на сотрудников КГБ (и даже - на ФСБ), то это просто бессмысленный пассаж «правозащитников», ибо теперешние молодые сотрудники спецслужбы уже успели поменяться на протяжении двух поколений чекистов и по возрасту ну никак не годятся для ипостаси обвиняемого.

Ранее мы упомянули вскользь о вольности, раскованности некоторых наших журналистов - любителей «жареной» сенсации, добываемой любыми средствами, а «после нас хоть трава не расти». В связи с этим уместно напомнить беседу журналиста С. Птичкина из газеты «Известия» (№51/10202 от 02.03.1990 г.) с Героем социалистического труда, лауреатом Ленинской и Государственной премий СССР, членом-корреспондентом Академии Наук, профессором С.П. Непобедимым. Материал беседы актуален, хотя с тех пор минуло 12 лет. Академик, впечатляющая фамилия которого, кстати, как и его деятельность в сфере оборонной промышленности, была засекречена 45 лет(!), говорил о парадоксальности явления в нашей действительности, когда мы, упиваясь свободой слова и самовыражения, раскрываем все, что только возможно. С другой стороны, в США и Англии максимально закрывается доступ к новейшей технологии, усиливается режим секретности на предприятиях военно-промышленного комплекса. Далее профессор добавляет: «В вопросах обороны надо быть реалистом, сладостные мечты могут оказаться самоубийственными».

Это суровое предупреждение, исходящее из уст весьма достойного гражданина России, казалось бы, должно настраивать многих журналистов на отказ от поспешных (или сознательных) действий при подготовке своих информационных материалов к опубликованию. К сожалению, этот призыв не всегда находит чувства понимания. Видимо, забывается о том, что иностранные разведки имеют мощные центры обработки мирового информационного поля.

Предпринимаемые правительством меры для оптимизации деятельности спецслужб создают условия для возрождения в чекистской литературе мемуарного жанра, который при всех своих известных недостатках и издержках должен содействовать патриотическому воспитанию молодежи, восстановлению лучших чекистских традиций и, конечно, пробуждению интереса молодых к романтике работы в спецслужбе.

По роду своей профессии мне немало приходилось знакомиться с мемуарной литературой военачальников, звезд полицейского розыска царской России, революционеров различной политической ориентации (народовольцы, эсеры, социал-демократы), советских и иностранных разведчиков. В этих материалах я находил много поучительного и, как говорят, «хорошо забытого старого». Я далек от мысли назвать свои отрывочные воспоминания о прошлой службе в органах госбезопасности мемуарами, тем более что решение написать их пришло ко мне с трудом, не сразу. Дело в том, что разведчики, контрразведчики, следователи - авторы мемуаров - пишут о своем участии в головокружительных агентурных акциях, остроконфликтных перипетиях оперативно-розыскной работы, следственных действиях в общении с изощренными преступниками и пр .

Однако до сих пор оставался некий пробел в мемуарной летописи работы спецслужб, когда речь заходит о конкретных рутинных оперативно-технических средствах борьбы с противником, о подобных подразделениях и их сотрудниках, которых оперативники и следователи просто называют на жаргоне «технарями». Учитывалось, что и сам автор на протяжении почти 40 лет принадлежал к этой категории «технарей» – людей необычной спецслужбовской профессии, занимающихся, в том числе, такими вещами, как «техническое проникновение к противнику». Если перевести этот эвфемизм на жаргонный, современный язык, то это будет звучать так: «подслушка» (подслух покоевый - польск.), «подглядка»
(визуальное наблюдение и фотографирование скрытой камерой в помещениях) и даже «сезам, откройся» (негласный досмотр). Эти названия, видимо, для многих могут звучать грубо и нелегитимно (они совершаются, однако , в соответствии с Законом «Об оперативно-розыскной деятельности органов ФСБ»).

Однако, хотим мы или не хотим отвергать эти способы доступа к оперативной информации, они существуют весьма давно, говорят, еще с античных времен и имели особенный успех во времена средневековья (в замках и дворцах). Но использование возможностей архитектурной акустики для подслушивания в далеком прошлом со временем решительно уступило возможностям новейших технологий и субминиатюрной электроники («жучки»), рожденных достижениями научно-технического прогресса.

О специфике применения техники спецслужбами многое теперь известно из беллетристики и кино-телефильмов, хотя порой подается это в искаженном виде. Работая над настоящими записями и вновь как бы переживая свое безвозвратно ушедшее прошлое, снова ощущаешь, как безжалостно разрушает время хранящиеся пока в памяти сведения о минувшем: блекнут восприятия конкретных дел, совершенных моими однополчанами – «технарями», стираются сами черты внешности этих людей, находившихся рядом со мной и в короткие часы наших малых побед, и в продолжительные периоды «невезения», когда наличествуют остроконфликтные ситуации, требующие самообладания и выдержки.

О первых впечатлениях при поступлении на службу
в органы НКВД

Случилось это в городе Горьком, восстановившем не так давно свое прежнее историческое наименование - Нижний Новгород.

г. Горький. Откос. Фото 30-х годов

Следует сказать несколько слов по адресу этого полюбившегося мне старинного волжского города, где прошли молодость, и началось служение отечеству в течение более 45 лет.
Город по-своему красив той неброской красотой, характерной для мест Верхнего Поволжья. Привольно раскинувшись вдоль берегов Оки и Волги, он особенно живописен в нагорной части (Дятловы горы) на правом крутом берегу. В центре этой градостроительной композиции издалека видна красно- коричневая громада Кремля с остроконечными башнями, зубчатыми высокими стенами.

Рядом, на примыкающей к Кремлю площади имени Минина и Пожарского, застыл бронзовый великий летчик нашего времени Валерий Чкалов. Он гордо высится над родной ему Волгой, как бы нетерпеливо готовясь вновь взлететь в небо. Недалеко от него на Верхневолжской набережной, или как ее зовут горожане - «откос», расположился другой бронзовый собрат авиатора Чкалова, - автор первой в мире «мертвой петли» Петр Нестеров. Вообще говоря, Нижний был всегда богат не только своей знаменитой торговой ярмаркой, территория которой по-прежнему находится на стрелке междуречья Оки и Волги, но главным образом он известен именами горожан, много сделавших для нашей Родины в ее критические периоды, когда шел вопрос о жизни и смерти российских государства.

Мы успеем немного сказать об этом, а теперь еще чуточку внимания упомянутому нами «откосу» - красивейшему месту, с высоты которого в летние вечера открываются чудесные заволжские дали, подкрашенные нежной фиолетовой дымкой. Прямо от памятника Чкалову спускается широкая каменная лестница, все ее 450 ступеней, изящно оформленных в беломраморные одежды, ведут к волжской воде. Известная лестница в Одессе, конечно, (и пусть не обижаются на меня ревнивые одесские патриоты) уступает по многим параметрам своей младшей сестре - нижегородской. Если вновь подняться по лестнице вверх, и, полюбоваться кипучей деятельностью водников на Стрелке, плывущими караванами барж, дальними городскими районами Какавина и воспетыми историками легендарного Сормова, мы вновь очутимся на «откосе».

Там среди старинных особняков богатейшего когда-то купца Рукавишникова и современных корпусов гостиницы «Центральная» стоит неприметное внешне здание, по-своему, однако, знаменитое. В этом здании в начале 20-х годов размещалась Центральная всесоюзная исследовательская радиолаборатория (ЦВИРЛА), созданная по инициативе В. И. Ленина. В этой лаборатории работали крупнейшие ученые России того времени: М.А. Бонч-Бруевич, В.Л. Вологдин, старший механик А.Ф.Шорин, будущий изобретатель 1-го отечественного магнитофона «Шоринофон», и многие другие видные ученые и техники. Цвирла была единственным в то время, поставщиком электронных ламп. В 1922 году лаборатория разработала радиотелефонный передатчик для Москвы, а также – машину высокой частоты, громкоговорящий телефон и др.

г. Горький. Центральная всесоюзная исследовательская радиолаборатория(здание справа). Фото 30-х гг.

Таким образом, г. Горький сыграл важную роль в становлении такой «архиважной» (по выражению В. Ленина) новой науки - радио.
Нельзя при этом не вспомнить и имя первого советского радиолюбителя -коротковолновика горьковчанина Федора Лбова, его позывные: Р1ФЛ - Россия Первая Федор Лбов.
Вот в этом историческом здании ЦВИРЛА и располагается впоследствии Радиотехникум, где я учился в 1935 - 39-х г.г. В техникуме тогда еще работали свидетели успехов ученых - радистов. Старый математик Гаврила Гаврилович Гардинов не раз рассказывал нам о своей работе и встречах с учеными.

Мы, студенты, старались невольно воспринимать дух и традиции того героического времени в процессе учебы и на заводской практике, не ведая, что скоро самим придется хлебнуть лиха, когда начнется Великая Отечественная. После окончания техникума работал на военном заводе им. Ленина в качестве регулировщика радиопередатчиков для первых в Красной Армии танков связи на машинах «БТ-7» (заводской шифр заказа «Днепр»). Эти быстроходные танки того времени, помню, с удовольствием не раз смотрел в кинофильме «Трактористы». Однако главная работа была на другом заказе военпреда - мощных (500 ватт) аэродромных радиостанций для связи штаба фронта («РАФ», заводской шифр «Волга»).

Работали тогда с большим напряжением, не считаясь со временем: «Мощные рации требуются срочно и на Запад, и на Восток», - как говорило нам руководство.
На заводе я познакомился со старшим техником А.Г. Ковалевым, который имел опыт работы в органах НКВД и сыграл решающую роль в оформлении моего тогда еще неосмысленного полностью решения работать там же. До встречи с Ковалевым я неполно представлял себе функции «ока государева». Помню в этой связи такой эпизод.

Во время учебы в техникуме практические работы по курсу «радиопередающие устройства» велись на открытых радиосхемах, смонтированных на лабораторных столах -стеллажах. Мы должны были самостоятельно настраивать передатчики, добиваясь максимальной отдачи энергии в антенну, приемлемой глубины модуляции и пр. Прослушивание результатов этой работы велось тут же на приемнике «СВД-9». Необходимо было во время радиосеанса следовать безукоснительно наставлениям преподавателя о соблюдении дисциплины в радио эфире. Но кто нас мог тогда осудить за некоторые вольности, ведь «мы были молодыми и чушь прекрасную несли». Стоило лишь преподавателю ненадолго отлучиться из аудитории, как мы вели себя вольно, можно сказать, непринужденно. Например, начало радиопередачи объявлялось так: «Внимание! Говорит радиотехникум. Выступает заслуженная артистка техникума Манечка Савкова с цыганскими романсами», - и так далее. Сколько радости мы испытывали, слушая свои концерты самодеятельности.

Но вот однажды у нас появились двое военных ...
Запомнились, прежде всего, их форменные фуражки с васильковым верхом и малиновым околышем ... НКВД!
Помню, как суетился вокруг этих людей наш вконец расстроенный преподаватель. С тех пор раз и навсегда прекратились вольные радио сеансы.
Оформление мое на службу явно затягивалось, прошел уже год с тех пор, как я написал заявление и заполнил очень объемную анкету, и это несмотря на то, что у моих родителей была безупречная биография.
Но случилось неожиданное: грянул 1941 год.

Период Великой отечественной войны

8 июля 1941 года я переступил порог скромной комнаты на 2-м этаже 4-этажного типового административного здания на улице, носившей имя одного из первых нижегородских чекистов Я.З. Воробьева. Конечно, мои первые впечатления были яркими и глубокими. Ведь речь шла не только о секретности увиденного и услышанного, - с этим мне приходилось иметь дело на заводе, теперь же довелось узнать о новом понятии – конспирации.

Круг вопросов оперативно-технического характера, которые были вменены мне в обязанность, представлялся широким: прокладка спецлиний связи, оборудование скрытой сигнализацией квартир, где жили разоблаченные агенты Абвера, перевербованные чекистами сразу после захвата во время парашютной выброски. Эти люди участвовали в радиоиграх с фашистской разведкой и ожидали очередных связников.

Приходилось вести также техническое обслуживание учебного процесса на одной из конспиративных квартир, где готовились агенты-радисты для партизанских отрядов.
Запомнились две неожиданные встречи с моими бывшими сокурсниками из техникума - Шурой Мороз и Геннадием Белоусовым. Первая работала потом в отряде легендарного командира партизанского отряда Героя Советского Союза
Д. Медведева на Западной Украине. Он написал книгу «Это было под Ровно». Там, в отряде Шура и нашла свое счастье – стала женой командира разведки отряда Саргасяна. Сын их впоследствии был убит в Афганистане.

Геннадий Белоусов

Трагична была судьба Г. Белоусова.
Мой первый начальник А.И. Матов рассказал нам, молодым, о мужестве Белоусова в свои последние минуты перед гибелью. Он был заброшен в леса Белоруссии и вместе с отрядом партизан попал в окружение. До конца отстреливался из «ТТ» от наседавших эсэсовцев, после уничтожения рации «Север» и шифров последний патрон оставил для себя. Геннадий был единственным сыном у матери, жил в городе Городец, недалеко от Горького (ныне Чкаловск).

Среди друзей это была первая потеря, число их, к сожалению, быстро увеличилось. Все они остались навечно в моей памяти молодыми и веселыми парнями...

А служба моя продолжалась, и вскоре я получил аттестацию,- мне было присвоено спец. звание «сержант госбезопасности» (два «кубаря» в петлице), что по меркам армейским означало - «лейтенант». Позднее, когда в Наркомате обороны перешли от «кубиков», «шпал», «ромбов» к погонам, мне присвоили звание «мл.лейтенант» : не хватило нескольких месяцев в послужном списке до очередного звания.

Следует коротко рассказать и о буднях трудового города, оказавшегося в трудную осень 1941 года прифронтовым городом.
В начале июля, когда я уже ушел с завода, днем над городом появился низколетящий «Юнкерс» и беспрепятственно сбросил две 500 кг бомбы. Одна из них взорвалась на территории завода «Двигатель революции» (он располагался за Окой), другая угодила в мой родной радиозавод, находящийся на противоположном берегу. Потери оказались страшными: на заводе еще находилась утренняя смена рабочих, но уже пришла и вечерняя.

Разрушены несколько старых кирпичных цехов, под развалинами погибли все руководители завода, находившиеся в подвальном помещении Штаба противовоздушной обороны. Понесенный тяжелый урон можно объяснить тем, что фашистские стервятники слишком хорошо знали объект бомбардировки, завод принадлежал фирме «Симменс и Гальске».

Однако наиболее жестокие планомерные воздушные налеты фашисткой авиации на город еще были впереди.
За время войны на город было совершено 43 авианалета, из них 26 ночных.
Только в июне 1943 года фашисты совершили 10 массированных ночных налетов. Почти каждую ночь выли сирены, и слышался грохот разрывов на территории автозавода, небо полосовали лучи прожекторов и вспышки противозенитной артиллерии. Воздушные налеты прекратились лишь после освобождения нашими войсками города Орла, откуда и летали стервятники Геринга.

Можно понять, почему усиленное внимание врага привлекал город Горький с его насыщенным военно-промышленным потенциалом, превратившийся, по существу, в начальный период войны в один из главных арсеналов страны. Ведь основные военные предприятия Ленинграда, Москвы, Воронежа, Тулы и др. городов перебазировались на Восток.

А город жил, боролся и продолжал давать фронту тысячи «сормовских» знаменитых «тридцать-четверок» ( кстати, 1-й танк был изготовлен в России в 1920 году именно в Сормове).

В 1942 году завод «Красное Сормово» по сравнению с 1941 годом утроило выпуск танков, и в знак признательности Родины и поныне на заводском дворе гордо высится на постаменте «Т-34», первым ворвавшимся в Берлин. Завод выпускал также подлодки, гвардейские минометы и многое другое.

Сормовские рабочие «не смыкали очей у мартенов», достойно хранили семейные заводские традиции, берегли свою честь. Вспоминается в связи с этим следующий эпизод. Лето 1942 года, тяжелейшая обстановка на фронтах, особенно в районе Сталинграда. В одном из цехов завода лектор ЦК партии говорит с рабочими об этом, пытается ответить на острые вопросы, старается убедить слушателей, что правительство делает все возможное, чтобы защитить город на Волге. Говорит о моряках с Тихого океана, войсках НКВД, направленных сюда. На свою беду, как оказалось, лектор, обращаясь к рабочим, называл их «товарищи сормовцы». Слушатели – ревнивые патриоты своей рабочей истории терпели, но, наконец, не выдержали. Встает во весь свой огромный рост кузнец со своим неизменным прожженным насквозь фартуком, и громовым голосом вещает на весь цех: «Не сормовцы, а сормовичи». Лектор сконфужен, слушатели аплодируют кузнецу.

Теперь о другом заводе в районе Сормово, он называется «Новое Сормово». Этот завод под руководством Героя Социалистического труда А.С.Еляна изготовил за годы войны 100 000 пушек (!). Это были те самые знаменитые пушки Героя Социалистического труда Генерала В.Г.Грабина. В 1949 году завод «Красное Сормово» тожественно отметил 100-летний юбилей, который праздновала вся страна.

Горьковский композитор Б.А.Мокроусов написал песню на слова поэта Е.А.Долматовского «Сормовская лирическая», она на долгие годы стала любимой.
Добавим к сказанному, что в 1957 году завод «Красное Сормово» построил и спустил на воду первый в стране скоростной теплоход на подводных крыльях «Ракета» (главный конструктор Р.Е. Алексеев).
Автозавод им. В.М.Молотова тогда, конечно, не выпускал «Волги», «Соболи», «Газели», о которых мы так много знаем сейчас, не дошла еще очередь и до «Победы». А сходили с конвейера тогда бронемашины, легкие танки, штабные машины «М-1» и те самые легендарные полуторки-грузовики, возившие солдат, грузы, снаряды по фронтовым дорогам, на которых шофера «не страшились бомбежек любых». Да, именно эти полуторки воспеты в песнях солдат-водителей, и это они стояли в стране на пьедесталах.

Знаменитая полуторка Горьковского автозавода

Можно еще множить перечень предприятий города и области, сельскохозяйственных коллективов, обеспечивавших нашу армию всем необходимым на войне.
Низкий поклон нужно принести нашим труженикам тыла. И нижегородские чекисты не допустили за время войны ни одной диверсии врага на объектах промышленности.

Однако пора возвратиться в своих воспоминаниях к основной работе по «техническому проникновению к противнику».
Мне было 22 года, когда я впервые увидел (услышал) звериный оскал врага в обличье «верного союзника». Дело было так.
В Горький приехала на несколько дней делегация военных советников одного из европейских государств. Гости прибыли из Архангельска, порт которого, как известно, принимал основной поток грузов по лендлизу. Военные союзники начали свой визит с активных поездок, носивших явный разведывательный характер, в районы расположения важных оборонных объектов. Внимание их привлек и завод № 21, где в свое время был освоен серийный выпуск истребителей И-16, хорошо себя показавших в небе Испании и Китая в конце 30-х годов (главный конструктор Поликарпов). В 1942 году на заводе началось массовое производство новых быстрокрылых машин (главный конструктор С. Лавочкин). Это были те самые истребители «ЛА-5», появление которых в воздухе всегда сопровождалось своевременным уведомлением немецких летчиков, находящихся в полете, о грозящей им опасности. Тогда фашистские наземные посты нервно кричали: «Ахтунг. «Ла-фюнф», «Ла-фюнф»!!!»

Естественно, что делегация, возглавляемая полковником Джеймсом Ховардом, находилась в зоне оперативно-технического внимания. Среди участников процесса наблюдения находился и я. В частности, мне пришлось работать с добытым в городском Радиокомитете аппаратом звукозаписи «Шоринофон» (своей специальной, транспортабельной аппаратуры у нас на вооружении тогда не было). В процессе работы с этим патефонного типа аппаратом я невольно приобщился к содержанию некоторых записей на целлюлозных дисках в интерпретации переводчика С. Смирновой. Этот воспринятый материал для меня мог сравниться, видимо, с эффектом разорвавшейся бомбы.

Судите сами, в один из самых тяжелых кровопролитных периодов войны для нашего государства господа «союзники» цинично строили планы окончательного разгрома СССР и послевоенного мирового устройства на англо-американский вкус.
Иностранные гости, нисколько не стесняясь, советовались, как лучше развернуть разведывательные акции, используя свои льготные союзнические преимущества.
Эти и другие подобные откровения тогда, в 1942 году, казались чудовищными, хотя позже я неоднократно убеждался в лицемерии и лжи некоторых наших так называемых союзников по совместной борьбе с фашизмом.

Особую неприязнь вызывало и то, что названные господа буквально купались в роскоши, заказывали в ресторане гостиницы «Интурист» самые изысканные кушанья и сладости, которые к нашему полуголодному удивлению еще, оказывается, могли находиться у нас в стране, затянувшей свой пояс до предела.

Материалы нашего наблюдения, добытые с таким трудом, руководство Управления срочно направило в центр, а мы испытали чувство большого удовлетворения от своего участия в деле, которому служили.

Продолжая наш разговор о повседневной, рутинной работе в области "технического проникновения к противнику", следует упомянуть, что эта работа в 40-ые годы была в самом начале своего пути. Каких-либо подробных инструкций и наставлений по этому поводу не существовало. Помню лишь несколько фраз из одного документа, датированного 1940 годом, где содержалась попытка как-то регламентировать эти мероприятия.
Там, например, говорилось, что «оборудование объекта должно производиться так, чтобы исключить возможность произвольного снятия используемой техники без значительных физических усилий и без применения инструментария».

Мой наставник А.Г. Ковалев также не имел большого опыта в оборудовании, поэтому приходилось действовать методом проб и ошибок. Естественно предположить, что приобретение соответствующих умений и навыков, видимо, не могло быть слишком разным и в «почерке» наших коллег-противников. Ниже приводятся наиболее любопытные воспоминания на сей счет сотрудника ЦРУ США Ф. Эйджи - «За кулисами ЦРУ» (Дневник сотрудника американской разведки. Воениздат, 1979).
Вот некоторые выдержки из этой книги.

... Установка подслушивающих устройств часто требует сверления отверстий в стене, полу или потолке для чего создано большое количество сверл, в том числе с алмазными наконечниками. Однако, не имеющим опыта, сверление не рекомендуется. Даже опытные специалисты из Отдела оперативной техники допускали непоправимые ошибки и высверливали слишком заметные отверстия. Сверление отверстий нужных размеров для подобных целей требует точного расчета и огромного терпения. Отдел оперативной техники располагает специальными сумками с набором алебастра и красок для маскировки подслушивающих средств. Сюда входит быстросохнущий алебастр, около 50-ти цветных пластинок с формулами для их смешивания, чтобы получить нужный колер, плюс быстросохнущие краски без запаха (с. 101).

На стр. 175-176 содержатся подробности провала при установке техники подслушивания в новом здании чехословацкой миссии в городе Кито (Эквадор). Причина провала - обнаружение процесса оборудования сторожами - индейцами, спавшими в этом здании.

На стр. 231-232 рассказывается о подготовке оборудования техникой квартиры одного из помощников главного руководителя коммунистической партии Эквадора, находившегося в тот момент с визитом на Кубе. Эта запись заслуживает более подробного изложения. «Оборудование велось из комнаты доверенного лица Д., прикрывавшего операцию. Его комната была расположена по отношению к объектовому помещению этажом выше. По словам автора записок, Д. Очень нервничал все это время, боялся человека, присматривающего за домом (он тоже был коммунистом).
... Хотя я его и заверил, что мы будем работать тихо, когда мы с Ларри Мартином (второй сотрудник из Отдела оперативной техники) поднимали половицы, гвозди издали такой скрежет, что Д. Чуть не хватил сердечный приступ.
То же самое произошло, когда мы заколачивали гвозди в досках и плинтусе на старых местах, но к счастью смотритель за зданием не придал никакого значения этому шуму, - во всяком случае, так показалось нашему Д...»

Когда читаешь этот дневник сотрудника ЦРУ, то с профессиональной точки зрения воздаешь должное с одной стороны технической вооруженности американской спецслужбы средствами маскировки следов применения спецтехники. С другой стороны, вызывает удивление некоторая деталь процесса (заколачивание гвоздей в строительные конструкции). Этот примитивизм у нас не имел места, так как наши умельцы – «технари» быстро создали ряд приспособлений, позволявших производить «гвоздодерную» операцию без шума.

В дневнике имеется запись от 1-ого октября 1965 г. Место действия г. Монтевидео, где устанавливалась радиоаппаратура в квартире советского дипломата. Указывается, что один передатчик вмонтирован в кровать, другой - в софу. Батареи электропитания рассчитаны на срок 6 месяцев, но, учитывая, что управление передатчиками ведется с помощью радиосигнала, срок беспрерывной работы всего устройства будет значительно увеличен.
Заслуживает внимания и более ранняя запись, где упоминаются алмазные сверла. Пояснение к применению этого специнструмента для проходки железобетонных строительных конструкций мы можем найти в книге советского писателя С.С. Смирнова «Поездка на Кубу» (Москва, 1962):

«Министр обороны Кубы Рауль Кастро как-то рассказал нам любопытную историю об одной неудавшейся акции американской разведки на Кубе.
В 1960 году в одном из высотных зданий Гаваны разместилась на нескольких этажах контора китайского телеграфного агентства «Синьхуа». И тотчас же верхние этажи того же дома были арендованы представительством какой-то североамериканской фирмы. Хотя при этом тщательно имитировалась вполне деловая обстановка, кубинская контрразведка уже знала, что поселившиеся тут «бизнесмены» числятся по ведомству Аллена Даллеса, и их планы не вызывали сомнений.
Продолжая пристально наблюдать за деятельностью «фирмы», работники контрразведки предупредили китайских товарищей, что все их разговоры, вероятно, подслушивают. Китайцы реагировали на это - по-своему — сменяясь по очереди, стали читать вслух в этих помещениях сочинения Мао Цзе-дуна.

Прошло несколько дней, и неожиданно нагрянувшие сотрудники кубинской контрразведки накрыли псевдобизнесменов с поличным. Работа парней Даллеса была в полном разгаре. Полы в комнатах, находившиеся над агентством «Синьхуа», были подняты или просверлены, причем применялись для этого особые, совершенно бесшумные инструменты, доставленные из США. Во многих местах в полу разведчики успели установить микрофоны тончайшей чувствительности, которые выходили наружу в виде неразличимого иголочного острия. Когда проверили захваченные вместе с аппаратами для подслушивания пленки, где уже было записано то, что происходило в комнатах, занятых китайцами, оказалось, что микрофоны чутко регистрировали буквально все, вплоть до звуков зевков и шепота ...»

В этом небезынтересном отрывке из книги писателя, прославившегося, прежде всего успешными поисками героев Великой Отечественной войны (см., например, «Брестская крепость»), если вы обратили внимание, есть слова «доставленный из США совершенно бесшумный инструмент». Такой инструмент, правда, не совершенно бесшумный, а также сверла с наконечниками из искусственных алмазов нам ведомы. Дело в том, что воспоминания Ф. Эйджи относятся к началу 60-ых годов XX века (в это время я служил уже в Ленинграде). Поэтому сравнивать некоторые достижения ЦРУ в области технического проникновения с описываемым мною горьковским периодом начала 40-х годов было бы контрпродуктивно. Когда я буду писать о работе в Ленинграде, то можно сделать определенный вывод об уровне и наших достижений.

А пока продолжим рассказ о времени, когда еще эра железобетона в городском градостроительстве у нас не наступила. Тем не менее, и обработка деревянных конструкций доставляла нам немало хлопот, - эта постоянная, рутинная работа подчас создавала остроконфликтные ситуации, характерные при методе «тихой сапы». Так, на одном из объектов возникла угроза со стороны соседей из нижней квартиры непременно посетить нас в самое неподходящее время (у нас паркетный пол был вскрыт). Выручила нас хозяйка комнаты, где мы находились, (она стирала белье на кухне) и сказала пришедшей женщине, что кроме нее дома никого нет. При этом выяснилось, что соседей обеспокоили, видите ли, «мыши, которые прогрызают штукатурку»(!) На том дело и кончилось. В другом случае нас уже по-настоящему напугали сами грызуны.

Дело было так. При оборудовании одной квартиры не удалось в полной мере «вписаться» в оптимальное положение внутри строительной конструкции, что создавало определенный риск изъятия прибора подозреваемым. Тем более, что вскоре обнаружилось какое-то подозрительное движение в непосредственной близости от нашей спецтехники.
Тогда я поручил своему сотруднику Н.Ф. Патраболову непрерывно наблюдать за ситуацией с помощью аппаратуры, а сам ухватился за идущий от прибора кабель, чтобы при малейшей опасности вытащить все в комнату. Мы оба, конечно, помнили, что изъятие подозреваемым нашей техники грозило нам крупной административно-служебной неприятностью. Ждем, слушаем ... . Время тянется мучительно медленно, но я все время гляжу на Николая (у него на ушах телефон — он не слышит меня), чтобы вовремя обнаружить на его лице индикаторы опасности. Вдруг ... смотрю и не верю глазам: его лицо лучится радостью, он показывает мне большой палец правой руки! Он услышал мышиный писк и возню грызунов, создававших помехи - все страхи исчезли.

Однако были у нас и другие проблемы.
Имевшаяся на вооружении переносная спецаппаратура «Л-128» (шифр Ленинградской радио батареи) питалась от обычной городской сети переменного тока, но схема смонтирована на металлических лампах, накал которых нуждается в значительном потреблении энергии. А в условиях военного времени перебои с электроснабжением города явление не редкое. Потребовалось резервное питание, но находившиеся в нашем распоряжении элементы для питания накала ламп не обеспечивали длительной эксплуатации. Лучшим вариантом оказалось использование вместо элементов «3-С» аккумулятора НКН-60 (накальный кадмиево-никелевый емкостью 60 ампер/часов). Его применяли на заводе им. Ленина в автофургонных радиостанциях, однако, он был очень тяжел. Нам удалось ухитриться и засунуть его в чемодан средних размеров, но сейчас даже трудно себе представить, как удавалось нести его мимо дежурного администратора и дежурных горничных на этажах в гостиницах, сохраняя изо всех сил на лице полуприятную улыбку и молодцеватую походку.

Забегая вперед, скажем, что выход из подобной ситуации был найден более удачно ленинградскими «технарями». В блокаду сотрудникам ОТО приходилось работать в замерзших квартирах, оставленных жильцами по причинам эвакуации или просто смерти. Тогда экономичный по энергопотреблению аппарат был совершенно необходим.

Петелин Матвей Федорович,
работавший ранее в охране С.М.Кирова

И вот старший инженер отдела М.Ф. Петелин создает, а сотрудники радиолаборатории изготавливают спецаппараты «П-1». Они верно прослужили все годы войны. Кстати, в упомянутой радиолаборатории, которая большей частью была эвакуирована в г. Свердловск, разработали и выпустили серию партизанских радиостанций «Белка» (завод им. Козицкого в Ленинграде выпустил для этих целей рацию «Север»).

Сама же лаборатория прославилась в довоенные 30-е годы разработкой радиостанции для 1-ой дрейфующей в Арктике советской экспедиции И.Д.Папанина.


Но о славных делах «технарей» УМГБ Ленинградской области речь еще впереди.
Помимо основной оперативно-технической работы приходилось, с учетом особенностей сложившейся обстановки в Горьком и области, принимать участие в различных розыскных мероприятиях, проводившихся Управлением. Запомнилась, например, поездка в составе 2-ой резервной лыжной группы сотрудников оперативных подразделений по блокированию 4-х парашютистов - власовцев, сброшенных зимой 1942 года в Семеновские леса. Это один из самых глухих районов области на реке Керженец, где еще с XVII века скрывались от царских гонений староверы — кержаки. Сразу же оговорюсь, что сам захват парашютистов прошел без нашего участия: все было четко исполнено 1-ой опергруппой под руководством майора Чиженкова. Однако сама ночная поездка в затерянную и полузасыпанную снегом деревушку запомнилась. Так же, как и мое первое присутствие на допросе одного из власовских разведчиков.

Осталась в памяти и другая операция, как теперь говорят, «по зачистке». Это произошло в 1941 году в районе пригородного поселка г. Павлова-на-Оке. Город известен давно, как межкраевой центр изготовления метизов (ножи, вилки и прочее), и впоследствии там выпускались автобусы «ПАЗ». Необходимость проведения операции была обусловлена получением оперативных данных о появлении в поселке известных подозрительных лиц.

Поселок был заранее условно разбит на секторы, в каждом из которых должна была действовать опергруппа курсантов межкраевой школы УНКВД во главе с сотрудником Управления. Операция началась глубокой ночью. Мы энергично будили жителей, осматривали жилье и хозяйственные помещения, проверяли документы. На улице обязательно выставлялись несколько постов-секретов на случай бегства кого-либо из домов, садов и огородов. Операция в целом оказалась безрезультатной, но до сих пор, кажется, не могу избавиться от чувства смущения, когда в глухую полночь мы бесцеремонно входили в дома, опрашивали их жителей, досматривали жилье ...
Когда-то я где-то прочитал в книге о поведении царских полицейских в неких подобных условиях. Там один из них извинялся за свои действия, произнося лишь одно слово: «служба», - этим словом воспользовался и я тогда.

Спецкомандировки в составе оперативных групп
в 1943-1944 гг.

Эти командировки явились значительным событием в моей жизни в годы войны, все они совершались в южные районы страны сразу после их освобождения нашими войсками от немецких оккупантов. Первая из поездок была связана с депортацией населения Карачаево-Черкессии, затем Калмыкии, Чечни и Крыма. Признаться, я далеко не сразу решился на публикацию именно этой части воспоминаний: слишком много проклятий звучало и звучит до сих пор в адрес и руководителей советского правительства — организаторов упомянутых принудительных выселений многих сотен тысяч людей из родных мест в суровый северный Казахстан, — и самих участников этих карательно-превентивных акций, многих десятков тысяч сотрудников НКВД.
Около 60 лет минуло с тех пор, по по-прежнему кровоточат душевные раны народов Северного Кавказа, Крыма, Калмыкии. Наблюдаются предельно эмоциональные выступления и в СМИ, и в ГосДуме, на митингах, собраниях. Особенно активно предают депортации анафеме различные наши и не наши «правозащитники».

Но вот что любопытно: никто ранее не представлял слова - не в свою защиту, а просто для некоторых разъяснений и уточнений,- самим участникам упомянутых чекистско-войсковых операций.

Да, и войсковых тоже, - ибо войск НКВД (например, знаком мне 29-й Кавполк НКВД, действовавший в Калмыкии) катастрофически не хватало. Приходилось командованию снимать с фронта отдельные стрелковые части и перемещать их, например, в Чечено-Ингушскую республику, население которой тогда насчитывало 700 000 человек. В опергруппе из Горького, где находился и я, в ауле Таузен Веденского района Чечни действовала, например, стрелковая рота, снятая с Калининского фронта.

Мне довелось выполнять задания командования с командиром отделения этой роты мл. лейтенантом Кулагиным. Любопытно было бы узнать (если он жив) у него, считают ли себя он и его солдаты виновными в акте депортации, они ведь не из НКВД. Кстати, аул Таузен расположен рядом со знаменитым в истории русско-кавказских войн 19 века аулом Мах-Кети, куда в свое время приезжал герой повести Л.Н. Толстого Хаджи Мурат. Упомянутый аул и в настоящее время известен по сводкам командования федеральных сил во время продолжающейся контртеррористической операции.

Еще раз заявляю, что никоим образом не могу оправдывать то, что происходило в районах депортации. Но это была вынужденная ответная и жестокая мера государства, находящегося на грани жизни и смерти, карательная мера по отношению к бандитам, мародерам, участникам открытого вооруженного сопротивления советской власти.

Необходимость же поголовного выселения стариков, женщин, детей, живших в горных районах Чечни и некоторых других местах Кавказа, обосновывалась тем, что только в этом случае подрывалась база потенциальной партизанской войны.
Наша опергруппа, вынужденная вести предварительное сселение людей, живущих сезонно на дальних горных кошарах в аулы, наглядно убедилась в необходимости реализации именно таких решительных мер.

Сама большая депортационная операция, как нам тогда представлялось, была проведена на высоком профессиональном уровне, без всяких людских потерь с обеих сторон. Был обеспечен оптимальный поток транспортных средств (автомобили «Студебеккер»), поступающих по лендлизу из Ирана. Автомашины прямым ходом целенаправленно шли в аулы, где совершалась погрузка людей, и затем доставляли их на железнодорожную станцию в Грозный, где заранее было подготовлено 260 эшелонов. В то время у нас не было информации о трудностях, лишениях и потерях людей во время их железнодорожной перевозки, об этом сейчас с запозданием приходится только сожалеть. Конечно, отчасти это можно, видимо, объяснить масштабами депортации, экстремальной военной обстановкой в стране.

Что касается действий сотрудников НКВД в аулах, то, насколько я знаю от участников опергрупп из Архангельска, Тбилиси, Еревана и других городов, с которыми нам пришлось общаться, никому из них не были известны факты недостойного поведения офицеров НКВД.

Друзья познаются в беде, - так гласит известная поговорка. Как же вели себя во время большой военной беды, постигшей страну, некоторые народности Кавказа? Большинство из них проявили лояльность но отношению к советской власти: жители многоязычного Дагестана, Черкесии, Адыгеи, кабардинцы, осетины и другие. Но известно вместе с тем радушие карачаевцев, чеченцев и ингушей, встретивших группу полковника Реккенгерта, десантированную фашистами. Известны и «подвиги» абреков, оседлавших один из главных перевалов, через который шли военные грузы, и нападавших на отдельные отставшие от своих походных колонн автомашины. Сколько их, ограбленных, навечно успокоились в горных ущельях? Известны многие другие факты полицейского сотрудничества местных жителей с горными фашистскими егерями, штурмовавшими Приэльбрусье, - у них были надежные проводники из балкарцев.

Невозможно в рамках этих кратких воспоминаний перечислить подробно все преступления, совершенные на Кавказе, в Крыму, в Калмыкии представителями местного населения, которому вообще неизвестно, что такое Движение сопротивления врагу в годы войны.

Нас, сотрудников НКВД, прибывших в Чечню, поразило, например, наличие огромного количества здоровых мужчин в ауле Таузен, которые праздно шатались, занимались любимым занятием - стругали кинжалом деревянные палочки. И это в тот самый момент, когда в центральной России и повсюду - на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке, в деревнях и селах оставались лишь старики, женщины и дети, взвалившие на себя тяжелейшее сельскохозяйственное бремя, пока мужчины были на фронте!

О преступлениях на Кавказе, в Калмыкии и Крыму многое известно из материалов «Чрезвычайной правительственной комиссии по расследованию злодеяний немецких фашистов на территории СССР в период Великой Отечественной войны». Кое-что из этих материалов нам было известно со слов члена этой комиссии сотрудника НКВД
С. Меренкова, находившегося постоянно в ауле Таузен. Мне, как заместителю начальника сектора, приходилось неоднократно обращаться к нему за помощью. В частности, когда возникла необходимость изготовить план аула, нужна была верховая лошадь, чтобы объехать чрезвычайно разбросанный по реке Таузен. С этой просьбой я пришел к С. Меренкову. У него в этот момент находилась группа так называемых партизан, о которых он просто сообщил, что в действительности это бандиты. У этих «партизан» была лошадь, что и помогло мне решить задачу.

Современные «правозащитники» настойчиво твердят с экранов телевизоров, что ранее репрессированные народы являются жертвами сталинского режима. Однако при этом следовало бы учитывать и тот непреложный факт, кто нанес кинжалом удар в спину воюющей с ненавистным врагом России. Нужно было бы также, видимо, учитывать и фактор инструктажа, даваемого участникам опергрупп в процессе подготовки к началу операции. Но об этом скажу чуть позже, а сейчас несколько строк о выезде нашей опергруппы из Астрахани в Калмыкию в декабре 1943 года.
Нам предстоял 500 километровый марш на «студебеккерах» по бесснежным, но жутко холодным и пустынным калмыцким степям, где взору представляется только небо и степной простор, да иногда видишь, как ветер гонит колючки в виде шара («перекати-поле»).

Мы не встретили на пути ни одного поселения, уже ночью приехали прямо в пункт назначения, райцентр Яшкуль. Разместили нас в здании бывшей школы, которая имела нежилой вид. Правда, остались следы некоторой ее подготовки к нашему прибытию (заколочены досками пустые оконные проемы, настелена на полу солома). Но помещение не топленное ....
Как вспомню сейчас, как было там холодно ночью для сотни человек, насквозь промерзших до этого под брезентовыми тентами «студебеккеров» в дороге!
Кстати, в Астрахани было тоже холодно, размещены мы были в бараках, где ранее содержались пленные немцы из-под Сталинграда.

Но возвращаюсь к инструктажу опергруппы в Астрахани, который провел начальник местного Управления НКВД полковник Галкин.
И вот что он нам сообщил.
После ухода фашистов из Калмыкии в ее степных районах начали регистрироваться многочисленные случаи подрыва людей и скота на оставленных немцами минах. По просьбе руководителей Республики был введен отряд саперов в количестве 40 человек, имевших первоочередную задачу - разминирование основных дорог к поселениям и пастбищам. Однако вскоре этот отряд был зверски уничтожен в степи бандой.

Запомнилась и другая часть наставления по поводу мер задержания так называемых легализованных бандитов. Да, именно с ними пришлось дело иметь, прежде чем начать саму операцию по депортации. Нам было сказано, что во время блокирования дома бандита нужно, прежде всего, надежно охранять конюшню: если калмык окажется на коне, то он становится недосягаемым, что называется, как ветер в степи.
При этом добавлялось, что пьяного калмыка невозможно стащить с коня. Мы учли эти советы, памятуя, что калмыки прекрасные наездники, как и их предки- кочевники, рождались и умирали в седле.

Многие из моих товарищей в опергруппах за участие в спецкомандировках были отмечены государственными наградами, которые, правда, во времена Н.С. Хрущева были отобраны. Я был награжден нагрудным знаком «Заслуженный работник НКВД», которым горжусь и поныне, и тепло вспоминаю своих товарищей, мужественно и достойно выполнивших свой служебный долг.

Особо памятной была для меня последняя спец. командировка в Крым, о которой уместно рассказать подробнее.
Я был вынужден задержаться в Горьком, когда отправляли эшелон с опергруппой для участия в депортации крымских татар, и прибыл в Симферополь отдельно в начале мая 1944 года.
Именно в этом городе мы испытали последний воздушный налет фашистской авиации.

Незабываемым оказался день 6 мая, когда утром мы увидели, что на стенах домов, на асфальте дорог, словом, везде, где только что-то можно написать, появились огромные лозунги: «Севастополь - наш»!!! Ликование по случаю взятия штурмом этой легендарной военно-морской крепости и прекрасного города было действительно всенародным. Симферополь еще хранил следы только что покинувших город фашистов. На главной улице им. Ленина еще цела была табличка-указатель: «Хаупт-штрассе». Правда, совсем рядом остались и другие указатели: «Гоголь-штрассе» и «Пушкин-штрассе».

Выше я уже сказал, что прибыл в Крым, ожидая участия в депортации, а судьба распорядилась иначе: я был прикомандирован ко 2 отделу Управления НКВД по Крымской области в качестве стажера (подразделения опер.техники тогда там еще не было создано). Пришлось мне впервые познать вкус первичной оперативной работы. Это было очень интересно, тем более, если учесть специфические условия оперативной обстановки в городе, только что освобожденном от фашистов. Именно в этих условиях было возможным такое, о чем я хочу рассказать.

Однажды я шел с каким-то поручением по улице Ленина и вдруг был остановлен женщиной, спросившей меня, являюсь ли я сотрудников НКВД (новое наименование — НКГБ). Убедившись в этом, женщина кратко сообщает следующее. Только что в помещении Гороно, которое находилось в нескольких шагах от места нашей беседы, ей встретилась учительница, в которой она опознала переводчицу гестапо, принимавшую участие в казни партизанки. Идем в Гороно, и там действительно оказывается эта предательница, которую вместе со свидетельницей сопровождаю в Управление.
Трижды мне поручали самостоятельно вести допросы подозреваемых, в том числе и в помещении городского следственного изолятора. В общем, я был благодарен судьбе, что оказался в оперативном отделе, где приобрел некоторый опыт работы, пригодившийся в дальнейшем. Через 2 месяца после окончания срока командировки уезжали мы вместе с двумя следователями из Тулы домой.

Пассажирские поезда до Харькова еще не ходили, а потому добирались на попутном эшелоне с частью Кубанского казачьего корпуса, который перебрасывался на 2-ой Украинский фронт. До сих пор не могу забыть этих молодых веселых парней, радушно нас принявших и потеснившихся на открытой платформе, где стояла родная горьковская полуторка, под которой мы и разместились.
Однако недаром говорят, что у войны не женское лицо. Врезался в память такой трагический эпизод. Один из находящихся в соседнем вагоне коноводов (8 лошадей, 40 человек) во время чистки винтовки нечаянно произвел выстрел. Пуля прошила стенку вагона и насмерть поразила молодого казака, находившегося рядом на открытой платформе. Дальнейшее происходило как во сне. Эшелон остановился в степи, недалеко от железнодорожной насыпи была выкопана могила, произведён троекратный оружейный салют, затем прозвучал прощальный протяжный паровозный гудок и эшелон двинулся дальше. На платформе нашей повисло долгое тягостное молчание, которое нарушил пожилой казак: «А его ведь еще долго мать будет ждать».

После войны нижегородские чекисты, как и все остальные в стране, не получили долгожданного отдыха: после печально известной речи У. Черчилля в Фултоне началась эпоха «холодной войны». Рабочий наш день почти не изменился по сравнению с военным временем: на работе с 09 до 17 часов, потом перерыв на обед и отдых до 20 часов и далее ... до 01, 02, 03 ... часов следующего дня. Выходных суббот не полагалось. Так мы работали и в Ленинграде, вплоть до смерти И. Сталина в 1953 году.

Работа в Ленинграде

После 10 лет службы в Горьком, наконец, осуществилась моя давняя мечта о переводе в УМГБ по Ленинградской области. Был наслышан о героических творческих делах ленинградских чекистов в годы блокады и в мирное время не столько из официальных источников, сколько от Л.Н. Климова, бывшего заместителя начальника второго отдела, переведенного по службе к нам, в Горький.
Подполковник Л.Н. Климов мне запомнился как один из ярких представителей работников-агентуристов, имеющих опыт проведения острых по замыслу и дерзких по исполнению наступательных комбинаций. С ним я участвовал не раз в этих мероприятиях, включая и командировки вместе с моими сотрудниками ОТО в районах области.

В то время я возглавлял самостоятельное оперативно-техническое отделение, которое накопило немалый опыт работы в городских условиях, правда, и немало «обжигалось» на этом не изученном ранее тернистом пути.
И все же приобретенный опыт технического проникновения в местах проживания (в основном) объектов оперативной заинтересованности позволял нам решать ставящиеся оперативными подразделениями задачи.
Проводился постоянно поиск новых подходов к изменению устоявшейся консервативной тактики применения оперативно-технических средств на основе использования беспроводных средств связи.

Здесь в частности, большую роль сыграло новаторство сотрудника М.В.Шумилина.
Была изменена также тактика предварительной рекогносцировки предполагаемого в ближайшем будущем объекта применения техники (негласный осмотр, фотографирование с помощью камуфляжей и др.). Эту тактику в совершенстве разработал и осуществил И.В. Табаков.

На фотоснимке - почти все те, кто первыми создавал и совершенствовал нашу скромную, но действенную оперативно- техническую базу:

Упоминавшийся выше Л.Н. Климов умер в Горьком, в 1949 году.
Конечно, большую роль в моем становлении как руководителя сыграл начальник нашего управления генерал-лейтенант П.Н. Кубаткин.
Именно он руководил ленинградским управлением НКВД-МГБ в период блокады, а после войны возглавлял Первое Главное Управление.
Общение с руководителем столь высокого ранга во многом помогло мне в дальнейшем.
В 1949-50 г.г. П.Н. Кубаткин был арестован в связи с так называемым ленинградским делом. Посмертно реабилитирован.

Я храню благодарную память об этих ленинградцах. В городе на Неве я прослужил более 35 лет, из них почти четверть века в Большом доме. Руководил оперативно-техническим отделом 12 лет, был в заграничных командировках (Польша и Венгрия). Последняя из них длилась более 2 лет.
Ранее я посвятил несколько строк в своих воспоминаниях красотам памятного мне города на Волге, где жил и работал 15 лет.

Что же теперь сказать о великом городе на невских берегах, где живу более полувека, считаю себя ленинградцем-петербуржцем? Невозможно описать свои чувства привязанности, преданности всему тому, что гордо именуется Ленинград-Петербург, и всем тем, кто жил и живет в городе Петра. Поэтому позволю себе в нескольких строках выразить свои еще юношеские оценки, когда впервые в 1938 году я приехал с группой спортсменов Горьковского Радиотехникума на всесоюзные легкоатлетические соревнования спортобщества «Электрик». Надо ли упоминать, что, приехав в Ленинград, мы были ошеломлены. Просторные проспекты, отходящие четкими лучами веерообразно от Адмиралтейства, закованная в гранит Нева, мосты, висящие над ней, каналы, Летний сад, Медный всадник, Исаакий Златоглавый, белые ночи …
А пригороды ... Мы побывали, правда, только в Петергофе, но этого было достаточно, чтобы оказаться в сказке. Но главное, что более всего поразило и запомнилось навсегда - это люди, ленинградцы: и стар, и млад. Как они были предупредительно вежливы, радушны по отношению к нам - провинциалам. Как внимательно слушали наши вопросы о маршрутах передвижения и, надо было это видеть, как отвечали, как показывали, как сопровождали!

Да, недаром в довоенное время, да и после, слово «ленинградец» вызывало уважение в стране, где бы вы ни находились. Впрочем, про Ленинград некоторые говорят, «что климат здесь не тот». А вот популярный питерский бард утверждает: «мне нужна твоя сырость». Именно в связи с этим утверждением хочется закончить мое небольшое отступление от главной темы записок следующим эпизодом.
В январе 1951 г. я впервые переступил порог Большого дома. Погода, как мне помнится, по моим горьковским меркам была ужасная: падал мокрый снег с дождем, сгущались черные лохматые тучи, дул пронизывающий ветер с залива, над городом висела мгла.
И это в январе, когда в средней полосе России трескучие морозы!

Помню, ожидая приема у Заместителя Начальника Управления по кадрам, я спросил у секретаря об ужасной погоде.
И он совершенно серьезно ответил, что к этому они все давно привыкли и что (меня это больше всего поразило) такая погода им нравится (?!).
Я подумал даже тогда, что здоров ли вообще мой собеседник. Но ... Прошли годы, и теперь сырая погода мне, пожалуй, тоже не чужда.

Но довольно об этом, нас ждут большие, яркие события, дела на фронте «технического проникновения к противнику». Забегая вперед, скажу, что коллектив меня хорошо принял, а время было очень непростое: шла очередная кадровая чистка после так называемого "ленинградского дела", и многие сотрудники Управления, включительно до среднего звена, покидали родные пенаты.
Конечно, рассказ о коллективе прославленного отдела питерских сотрудников, проявивших себя с лучшей стороны в довоенный период и особенно в блокаду, требует отдельного большого разговора. Частично этот пробел устранился с появлением моего пособия об истории подразделения, написанного в 80-е годы.
Однако и здесь, как я уверен, необходимо кратко хотя бы сказать несколько слов о некоторых сотрудниках того времени.

Прежде всего – это бессменный руководитель отдела во время войны полковник Н.А. Краюшкин.

Н.А.Краюшкин

Более 50-ти лет прошло со дня его смерти, а имя его до сих пор наслуху, многие из старых сотрудников- однополчан обязаны ему сохранением жизни в период блокады.
В далекие довоенные годы было характерным наличие «пролетарского» происхождения руководителей.
Точно так же было и у Н.А.Краюшкина.
Он из бедной крестьянской семьи, в которой было 7 детей и больной туберкулезный отец.
После смерти отца мать, обремененная голодными ртами, продала буквально за гроши на 3 года, как писал об этом впоследствии сам автор биографии –
«меня в ученики в бригаду маляров, где я занимался главным образом тем, что бегал за водкой старшим и получал подзатыльники».

Три года длилось это невыносимо тяжкое полуголодное существование, постепенно редели ряды обучаемых, которые просто не выдерживали этой детской каторги и бежали домой.
«… Мне же,- как писал потом Николай Александрович, - бежать было некуда и я вытерпел все». Полковник Н.А.Краюшкин успешно до войны закончил учебу в Промакадемии, неоднократно поощрялся руководством Управления и командованием Ленфронта за выполнение специальных заданий, включая подготовку радистов для партизан Северо-Запада.

Б.Ф. Гук

Заместитель начальника отдела (на правах главного инженера) Б.Ф.Гук трагически погиб в начале войны во время инспекционного полета на «У-2» в районах дислокации радиостанций отдела. Самолет был сбит над Ладогой.

Теперь нам известны имена всех сотрудников Отдела, которые начинали свой трудный служебный путь с неизведанными еще «подводными рифами и мелями» в Опероде, в широко известном теперь здании на ул.Гороховой-2.
Все это были люди с трудовыми биографиями радистов- слухачей, слесарей, механиков, столяров и пр.
Не обладая техническим образованием и навыками только что родившейся новой науки «Радио», они восполняли эти пробелы за счет сомоотверженного труда, творческой инициативы, настойчивости и максимального самоограничения своих личных потребностей.

Мы – их последователи, сменившие их в то далекое время можем по праву гордиться своими наставниками, первыми вступившими на трудную оперативно-техническую колею жизни и службы, изобилующую неожиданными техническими «сюрпризами» в области конспирации.
Вот некоторые из этих людей, заложивших основы одной из крупнейших в России спецслужб:

М.Н.Пименов


Д. М.Быков


М.И.Брянский

И.Ф.Войтенко

Г.К.Андронов

Позднее, в 30-40 -е годы появились другие , принявшие эстафету: И.П. Коровкин, О. Васильев, А.Лебедев, А.А.Яковлев, Л.С.Быков и др.

Особо следует упомянуть о некоторых сотрудницах старшего поколения, высокопрофессиональных переводчиках.

Е.П.Прокофьева

Среди них : Е.П.Прокофьева, «смолянка», работала еще в ВЧК с мужем, бывшим царским генералом, перешедшим на сторону большевиков после революции.
Е.П.Прокофьева в совершенстве владела 9-ю европейскими языками и эсперанто. За выпонение особо ответственного задания Наркома Внутренних дел СССР награждена золотым часами

Н.Ц.Улезко, «смолянка», незаконнорожденная дочь царского офицера. Владела в совершенстве 3-мя иностранными языками.

Н.Ц. Улезко

В 30-е годы в подразделения пришло много молодежи. Среди них – бессменный руководитель молодежных организаций, активный общественник, прекрасный товарищ, стенограф по профессии – Кузьмина Глафира Павловна.

Г.П. Кузьмина

70-80 годы
Одно из подразделений Отдела

Время моей службы в Ленинграде шло быстро и, казалось, что стремительный его бег все более ускоряется. Тем более что весь этот период начала 50-х годов был насыщен значительными событиями.
К их числу относится судебный процесс над группой сотрудников МГБ во главе с бывшим министром Абакумовым.

Государственное обвинение возглавлял Генеральный прокурор СССР Р. Руденко, участник суда в Нюрнберге над главными военными преступниками фашистской Германии. Было весьма символично, что этот судебный процесс проходил в одном из помещений Дома офицеров на Литейном проспекте. Именно в этом же зале, в этом здании проходил суд в 1949 году над партийными и советскими руководителями Ленинграда и другими известными членами правительства.

В соответствии с решением руководства мне было поручено организовать трансляцию судебного процесса:в Смольный, в кабинет секретаря Обкома партии Ф.Р. Козлова, и к начальнику Управления КГБ С.С. Бельченко в Большой дом . Выполнение этой задачи позволило ознакомиться с некоторыми материалами суда, приобщиться к неизвестным ранее фактам большого государственного значения.

Другими значимыми событиями явились начало учебы в Высшей школе КГБ (закончил ее в 1959 году). Далее, конечно, двухгодичная командировка в Венгрию (1956-1958 г.г.), где был советником по оперативной технике в МВД ВНР.
В 1975 году в соответствии с моей просьбой был переведен по службе в спецшколу №401 (теперь это институт по подготовке и переподготовке кадров ФСК Российской федерации) на должность начальника цикла основ контрразведывательной работы. После повышения статуса школы (высшие курсы КГБ СССР) работал старшим преподавателем кафедры. Вышел в отставку в 1981 году.

Наиболее характерные примеры взаимного сотрудничества 2-го (контрразведывательного), 7-го (наружное наблюдение) и оперативно-технического (ОТО) в 60-70 годы

 В конце 50-х, начале 60-х годов резко осложнилась оперативная обстановка на участке борьбы с иностранным шпионажем.

Сотрудники резидентур капиталистических дипломатических представительств, используя свой статус экстерриториальности, усилили активность вербовочной работы среди населения и конспиративного использования ранее завербованных за границей агентов из числа наших туристов, специалистов и других категорий советских граждан. В частности, стало более заметно прослеживаться стремление иностранных разведчиков к более интенсивному использованию в качестве средства связи со своей агентурой тайниковых операций. Тема эта и до сих пор достаточно актуальна. Часто она служит объектом интереса со стороны СМИ. Судя по последним сообщениям печати в США, например, додумались даже организовать экскурсионные поездки по местам тайниковых операций бывшего сотрудника ФБР Хансена, обвиненного в агентурной связи с советской разведкой. Телевидение показало даже кадры участия в этих экскурсиях бывшего генерала КГБ О. Калугина в качестве экскурсовода. Следует напомнить, что показания его на суде по делу Хансена явились основанием к ужесточению меры наказания последнего. Теперь он приговорен к пожизненному тюремному заключению. Таков закономерный путь предателя Калугина, скатившегося на самое дно грязной изменнической карьеры.

Так что же нам предложил противник тогда, в 60-е годы, в Ленинграде под общим наименованием "тайниковые операции"? Какие новые ходы были им сделаны в традиционном соперничестве разведки с контрразведкой? Вспоминая сейчас об этом после 40 минувших лет, можно сказать, что общая картина наметившегося противостояния в рассматриваемой области была многоликой, разнообразной. Учитывая, что тема тайниковых операций, их вскрытие и пресечение по-прежнему актуальна, целесообразно рассказать об этом подробнее.

Вообще говоря, рассуждения о том, где и как прятать тайное, а равно и как его отыскивать, ведутся давно. Еще Гилберт Честертон задавал себе эти вопросы, и сам на них отвечал так: «Где прятать ветку? В лесу. Где прятать человека? Среди людей . . ..»
Зададим и мы себе вопрос: где и как подобрать тайник в большом городе, как его быстро и конспиративно отыскивать и опустошать или же размещать в нем какое-либо вложение? Задача, прямо скажем, не из простых, учитывая факт постоянного наружного наблюдения за иностранными разведчиками. И об этом хорошо сказал видный советский разведчик И. Прелин в одной из своих книг «Автограф резидента»: «Город — наше оружие!»

Я не раз убеждался, насколько справедливо это мудрое изречение. Тот, кто лучше знает город, всегда имеет заметное преимущество в извечном поединке разведки с контрразведкой. Именно поэтому, добавим мы, для контрразведки всегда интересно поведение нового иностранного дипломата, который усиленно изучает город. Одна из первых операций противника была зафиксирована 2 отделом Управления по делу братьев Иволгиных, которые добровольно согласились на роль изменников Родине. С материалами этого дела я познакомился после возвращения из загранкомандировки в конце 50-х годов. События развивались следующим образом.

Иностранный разведчик выбрал для безличной связи с братьями потаенное место в Михайловском саду. Там его внимание привлекли металлические трубы-поручни, ограждавшие цветочные клумбы. К ним-то в укромном месте, где ограничен визуальный контроль, и был прикреплен магнитный контейнер. Он представлял из себя небольшого размера резиновую трубку, защищенную с обоих концов от попадания влаги. На концах же и укреплялись миниатюрные магниты, надежно обеспечивающие сцепление с металлом.

Однако скоро нам пришлось столкнуться с масштабным применением тайников, используемых разведчиками-дипломатами. Где только ни размещались они в нашей Северной Пальмире! Не удалось избежать этой участи и крупнейшим очагам истории и культуры: Русскому музею, Казанскому и Исаакиевскому соборам, Военно-морскому музею, некоторым театрам. Появлялись тайники и в старинных домах и в подъездах зданий современной постройки, и в других местах, которые, по мнению наших иностранных оппонентов, должны были оказаться неожиданными сюрпризами для нас. К чести сотрудников 2 отдела, удавалось просчитывать ходы противоборствующей стороны и нейтрализовать эти попытки связи с агентурой.

Вот один из примеров подбора места для тайника. На одном из оживленных перекрестков города стоит внешне неприметный, давно не крашенный железный шкаф с неряшливо наклеенными объявлениями о приеме на работу, о покупке-продаже недвижимости и прочем. В таких шкафах обычно размещена аппаратура управления электросиловыми системами Ленэнерго или трамвайно-троллейбусного Управления. Однако именно внешняя неприметность, неприглядность такого шкафа может быть использована для шпионских целей. Достаточно, например, выбрать момент, когда рядом нет посторонних, быстро просунуть руку в промежуток между шкафом и стеной здания, к которой прикреплено упомянутое сооружение, и можно нащупать стоящий там скрытно магнитный контейнер. Можно предположить и противоположный вариант, то есть разместить контейнер таким же образом.
Когда такой шпионский аксессуар обнаружен контрразведкой, естественно, за этим местом устанавливается круглосуточное наблюдение сотрудниками 7 отдела.

Практика организации, однако, такой работы внесла свои коррективы: потребовалось участие и сотрудников ОТО. Суть этой работы заключалась в оборудовании места нахождения тайника спецсигнализацией, регистрирующей как постоянное нахождение в нем вложения, так и его изъятие. Только наличие сигнализации позволяло дежурному разведчику на наблюдательном закрытом посту быть уверенным в сохранности тайникового вложения в случае появления в интересующем нас месте каких-либо лиц, совершающих к тому же какие-то манипуляции, похожие на ожидаемые действия объекта наблюдения.

Сотрудники ОТО использовали при оборудовании сигнализацией различные системы оповещения, начиная от суперминиатюрных саперных растяжек, схемы на инфракрасных лучах и спецаппаратуры, реагирующей на емкостные изменения на объекте.
В семи операциях по оборудованию спецсигнализацией тайников принимали участие сотрудники ОТО Л.С. Быков, Е.Н. Молчанов, Ю.И. Тронько и другие, большинство из которых, к сожалению, уже не с нами.
Вечная им благодарность.

В пережитых мною этапах тайниковой эпопеи были, однако, и курьезы. Вот один из них.
Магнитный контейнер был размещен иностранным разведчиком в подвальном окне старинного здания, с внутренней стороны решетки. Прутья ее по своей ширине хорошо маскировали контейнер снаружи, сама установка его осуществлялась свободно с улицы, окно не было застеклено. В подвале дома когда-то размещалось убежище по линии МПВО, но потом это помещение не использовалось, на дверях постоянно висел замок. Здание расположено на берегу канала, его фасад выходил на улицу с интенсивным движением всех видов городского транспорта, но угловая часть дома, где располагалось именно интересующее нас окно подвала, оказывалась в малолюдном месте, не просматривалась из окон ближних домов, что обеспечивало скрытность операции по изъятию агентом контейнера.

Как оказалось в дальнейшем, выбор места тайниковой операции разведчиком-дипломатом, несмотря на казалось бы наличие всех благоприятных требований к подобного ряда акциям, был произведен неудачно. Дело в том, что проходящий грузовой автотранспорт создавал значительные вибрации конструкции дома. В результате в течение нескольких дней магнитный контейнер, установленный в верхней части решетки, доступной для манипуляции руками снаружи, постепенно сползал на самый низ решетки, откуда его вообще было бы невозможно достать. Если учесть при этом, что контейнер оставался невостребованным на месте закладки почти один месяц (!), приходилось мне с Л.С. Быковым часто ночью пробираться в подвал и водружать злосчастный шпионский аксессуар на прежнее верхнее место. Вздохнули мы свободно лишь, когда, наконец, контейнер был снят агентом.

Закончив свое повествование о тайниковых операциях противника и мерах контрразведки по их пресечению, хочется остановить внимание и на других этапах работы в «Большом Доме», оставивших глубокий след в памяти. Речь пойдет, прежде всего, об участии ОТО в противодействии военным атташе иностранных посольств, совершавшим регулярные разведывательные поездки из Москвы в Ленинград.
Далее кратко будет освещен раздел о становлении и развитии фоноскопической экспертизы в практике работы следственного отдела Управления, а равно и некоторых моих работах по совершенствованию процесса обработки фонограммной информации.

Итак, о борьбе с военными разведчиками противника в тот период, когда в Ленинграде еще не создавались консульства.
Число нежелательных поездок «гостей» - атташе и их помощников из США и ряда европейских государств - постоянно росло. Иностранцы хорошо изучили время спуска на воду подводных лодок и надводных кораблей судостроительными заводами, освоили места своего постоянного нахождения во время наблюдения за объектами, тактику своего поведения.
В силу ряда причин наш 2 отдел на протяжении ряда лет не имел полных документальных данных о конкретных результатах этих разведывательных поездок.
Дело заключалось в следующем.

В гостинице «Интуриста», где останавливались сотрудники атташата, естественно, имелись соответствующие агентурные и оперативно-технические позиции. Однако нам долго не удавалось добыть именно документальное подтверждение полученной иностранцами информации, регистрировался лишь сам процесс ее обработки.
Внешне это выглядело так.

Наблюдаемые, возвратившись из города, вытаскивали из всех карманов своей одежды какие-то клочки бумаги, которые затем сортировались и использовались для составления обобщающего документа. Эти бумажные фрагменты, как можно было заключить, производились с помощью скрытой записи (не вынимая рук из карманов одежды) в условиях, когда наблюдаемые постоянно находились в поле зрения сотрудников 7 отдела. Использовались также миниатюрные магнитофоны для наговора информации, однако, это было все-таки редким явлением. По-видимому, разведчики опасались, что наша контрразведка в этом случае может использовать метод чтения информации по движению губ.

В действительности так оно и было, на противоположном от иностранцев берегу Невы, на территории самого судостроительного комплекса велось наблюдение из закрытого поста с помощью специальной длиннофокусной оптики.
Учитывая, что во время всего процесса обработки информации в помещении иностранцы работали молча, а имевшаяся у нас на вооружении старая спецтехника не могла скрытно регистрировать все их действия, нам и не удавалось заполучить искомый итог работы. Нужен был качественно иной, нетрадиционный подход к способам технического проникновения к противнику. К сожалению, реальной помощи со стороны научно-исследовательской базы центрального аппарата КГБ в то время мы не получили.

Правда, в конце 50 - начале 60 годов в ОТУ КГБ СССР была разработана и изготовлена оригинальная фотоустановка, использовавшаяся для негласной фотосъемки действий О. Пеньковского в то время, когда он сам перефотографировал какие-то документы на подоконнике своей квартиры. Это необычное место было выбрано им из-за наиболее благоприятной освещенности объекта фотосъемки. В результате удалось установить, что агент двух иностранных разведок полковник ГРУ Советской армии О. Пеньковский фотографировал документы с грифом «секретно».
Но указанная фотосъемка по своей конструкции не могла быть применена в наших условиях.

По инициативе Начальника Управления генерал-майора В.Т.Шумилова, с его помощью и при постоянной поддержке сотрудники ОТО предприняли широкомасштабный творческий поиск возможных технических решений проблемы, используя богатейший научно-технический потенциал города. С помощью сотрудников Управления, обслуживающих промышленные объекты, была установлена связь с некоторыми ведущими конструкторами в НИИ и на заводах, например, с ЛИТМО (институт точной механики и оптики), ГОИ (оптический институт имени С. Вавилова), ЛОМО (оптико-механическое объединение). В короткие сроки были разработаны и изготовлены также специалистами одной из организаций действующие образцы телевизионной аппаратуры, позволившей нам впервые в практике работы КГБ ввести в эксплуатацию ситуационный телевизионный контроль в гостинице «Интуриста» и на объектах транспорта, которым пользовались военные разведчики.

Вместе с тем наиболее важным направлением в работе по содружеству с промышленностью и наукой мы считали создание новых объективов для фотосъемки с так называемым вынесенным зрачком. Именная эта конструкция позволяла осуществлять съемку на объекте наблюдения скрытой фотокамерой. Мероприятие получило условное наименование «Ладога».
Таким образом впервые удалось получить фотокопию разведывательного донесения сотрудников атташата своему руководству.

Необходимо заметить, что сотрудники ОТО А.А.Краюшкин, С.П. Петров, А.А.Лебедев, С.А.Васильев, В.И.Голубев и другие в ходе упомянутых выше работ и сами проводили большие изыскания, экспериментировали с подбором наиболее светочувствительных фотоматериалов с большой разрешающей способностью. Была, например, опробована, в том числе, и фотопленка со сбитого 1 мая 1960 г. ракетой в районе Урала самолета-разведчика «У-2», который пилотировал Пауэрс.

О достигнутых результатах по применению новых приемов внедрения специальной техники на объектах контроля было доложено руководителям КГБ, начальнику 2 Главного Управления.
Опыт применения этой техники вместе с ее образцами был передан для оперативного использования в КГБ Узбекистана и Украины, где, кстати, наша «Ладога» получила дальнейшее совершенствование в виде прибора «И-51».

Кроме указанных выше объектов, где была использована новая спецтехника, впервые был совмещен дистанционный слуховой контроль с негласным ситуационным фотографированием поведения на рабочем месте подозреваемого В.Молькова. Этот советский гражданин подвергался вербовочной обработке со стороны иностранца. Производственная деятельность В.Молькова могла представлять интерес для иностранной разведки. Однако организация постоянного оперативно-технического контроля за действиями подозреваемого на самом промышленном объекте была невозможна по условиям конспирации.

Поэтому по инициативе руководителя 2 отдела В.И.Демидова было принято решение попытаться разрешить возникшую проблему с использованием имеющихся наработок в области ситуационного фотографирования скрытой камерой. При этом имелось в виду одновременное совмещение обычной системы дистанционного управления со слуховым контролем, имевшимися у нас на вооружении. Это позволило бы дополнительно включать фотокамеру с новым спецобъективом, ориентируясь на слуховое восприятие акустических шумов в помещении объекта. Конечно, оказалось все это не просто осуществить, -например, нужно было привязать каждый отснятый кадр на фотопленке к фонограмме. Для этого было необходимо впечатать в кадр изображение циферблата часов. Последние должны были иметь многосуточный завод для исключения частого доступа к местам конспиративного размещения спецтехники на объекте.

Эта задача, в конце концов, была решена с использованием принципа работы фотопулемета на истребителях ВВС. Центральный БРИЗ КГБ СССР выдал группе сотрудников ОТО УКГБ Ленинградской области авторское свидетельство на разработку и применение на практике нового комплексного метода технического проникновения к противнику. Что же касается упоминавшегося ранее ситуационного телевизионного контроля, то этот метод нашел свое применение также для фиксирования коротких личных встреч разведчиков-иностранцев со своей агентурой.

Характерным в этом отношении является дело осужденного за шпионаж М.Казачкова, бывшего младшего научного сотрудника физико-технического института имени А.Ф.Иоффе. Фамилия Казачкова широко тиражировалась в свое время СМИ, в связи с развернувшейся за рубежом очередной шумихой по поводу нарушения прав человека в СССР. Известную лепту в эту кампанию внесла и телеведущая Ленинградской программы «Пятое колесо». Достаточно лишь вспомнить одну из таких телепередач из исправительно-трудового учреждения МВД СССР, где отбывал наказание М.Казачков. Надо было видеть эту эмоциональную журналистскую акцию, когда открыто подвергалось сомнению правомерность осуждения Казачкова, чрезвычайно вольно интерпретировалось его поведение до и после ареста. Неприятно поражала и фамильярность обращения журналиста к «Мише Казачкову, работавшему в Физтехе».

Да, это тот самый институт, прославивший отечественную науку такими именами, как Курчатов, Королев, Иоффе и ныне нобелевский лауреат Жорес Алферов. А Казачков в то время вместо благородной деятельности в институте активно развивал коммерческую торговлю картинами и антиквариатом (теперь это именуется бизнесом). Голубой мечтой Казачкова являлся выезд за границу, где он видел большие возможности для своих коммерческих дел.

Именно эту заинтересованность в выезде использовал американский разведчик Лофтин, работавший под прикрытием вице-консула генерального консульства США в Ленинграде. Вербовка Казачкова была осуществлена 19 августа 1975 года. После этого Лофтин обговорил систему встреч с Казачковым. Так, например, последний должен был каждую среду, начиная с 3 сентября, между 10 и 11 часами, находиться на углу улиц Невского и Герцена (теперь это Большая Морская) и ждать медленного проезда автомашины с американским дипломатическим номером. Это означало, что в этот день, в полночь Лофтин будет ждать Казачкова в подъезде своего дома.

В дальнейшем, короткие личные встречи происходили уже днем, в обеденный перерыв, когда Лофтин приезжал домой и входил через парадный подъезд, а Казачков синхронно появлялся на лестничной клетке через черный вход со двора.
В ходе таких встреч Казачков неоднократно передавал американцу шпионскую информацию и получал взамен деньги и очередные задания, в том числе вербовочного характера.
Вот в таких условиях приходилось работать сотрудникам ОТО, чтобы обеспечить аудиовизуальный контроль за действиями наблюдаемых лиц. И поставленная задача была успешно выполнена.

Так что, «господа правозащитники», нельзя судить о том, чего не знаете, и перепевать бредни западных средств информации, отредактированных вражескими спецслужбами! Ранее я неоднократно упоминал об особенностях работы «технарей», сопряженных с возникновением остроконфликтных ситуаций при выполнении оперативных заданий. Необходимо при этом оговориться, что стрессовые переживания подчас испытываются сотрудниками ОТО на равных с самими инициаторами таких заданий, с работниками оперативных подразделений, принимающих участие в их реализации.

В нашей практике совместного проведения, например, негласного досмотра на квартире подозреваемых подобных фактов было предостаточно.
Вот один из них.
Место действия - коммунальная квартира для двух съемщиков, соседка подозреваемого - наше доверенное лицо, прикрывавшее мероприятие. В самый разгар работы в наружную дверь квартиры раздается энергичный стук (дверь изнутри предусмотрительно была заперта на засов). Наша доверенная перепугалась, но надо принимать решение. Оперработник убеждает хозяйку комнаты в необходимости имитации обстановки, неожиданно могущей возникнуть подчас в интимных отношениях мужчины и женщины, когда соседи застают в квартире любовника их соседки. Хозяйка, еле передвигая трясущиеся от волнения ноги, в полурасстегнутой одежде, с растрепанными волосами идет к двери. Наш же «технарь», чтобы не мешал, вынужден прятаться под кроватью, где, кстати, лежал сантиметровый слой пыли. Но страхи оказались напрасными: в дверь стучал почтальон.

Среди запомнившихся элементов нашей деятельности в 60-х годах по совершенствованию спец. технического вооружения был и такой эпизод.
В соответствии с возникшей острой оперативной необходимостью применения различных транспортабельных радиосредств для регистрации интересующих нас диалогов между подозреваемыми и обвиняемыми встала во весь рост задача радикальной субминиатюризации отдельных типовых деталей радиосхемы.

Особую озабоченность тогда вызывали большие габариты отечественных полупроводников-триодов («П-411»). Как нам объяснили ведущие специалисты НИИ «Светлана», все дело заключалось в оснастке триода, которая допускала необходимые нам габариты при условии замены корпуса. Специалисты НИИ и предложили нам «упаковать» старую оснастку триода в нужные нам размеры нового корпуса. Однако, возникли некоторые затруднения с реализацией этого предложения, так как триоды «П-411» выпускались в одном из московских НИИ. Пришлось вступать в соответствующую договоренность с руководством этого НИИ с помощью наших коллег из 2 Главного Управления и периодически привозить поездом из столицы упомянутые оснастки. В дальнейшем, в связи с появлением валютных резервов в ОТУ была решена проблема с заменой «П-411» на более совершенный импортный аналог «2Н-500».

ОКОНЧАНИЕ СЛУЖБЫ И НАЧАЛО НОВОЙ РАБОТЫ

После выхода в отставку в 1981 году, по своей инициативе и с разрешения руководства ОТУ КГБ, начал работать по вольному найму (на должности техника) в одном из подразделений этого Управления.

Таким образом, продолжал участвовать в подготовке и переподготовке кадров на базе учебного центра в г. Алма-Ата. Эта работа, связанная с созданием лекционного фонда и ряда методик работы сотрудников ОТУ-ОТО, продолжалась 6 лет.
Однако, по ее завершении, я вспомнил давнее напутствие знакомого чекиста-ветерана, что люди нашей профессии и после ухода в отставку продолжают себя считать как бы в действующем резерве.

Вот и я до сих пор встречаюсь с молодыми сотрудниками УФСК, рассказываю о позитивном опыте в службе их предшественников, написал несколько пособий по тематике, которая не понаслышке мне знакома...
Так, например, работая с курсантами и слушателями спецшколы № 401 КГБ СССР, я пришел к выводу о целесообразности вернуться к теме «Наружное наблюдение (филерская служба) в царской России (1880-1917)». Все дело в том, что имевшиеся исследования по этой тематике носили историко-графический характер, а в советский период наблюдалось явное отягощение идеологическими пристрастиями.
В тоже время не было ни одной работы, где бы присутствовал серьезный профессиональный подход к оценке уровня филерских «проследок», особенностей ведения оперативной слежки за революционерами-нелегалами эсеровской партии РСДРП.

Работа по исследованию этих вопросов продолжалась в течение 2-х лет с использованием книжных фондов Российской национальной библиотеки. Изучались мемуары участников подпольных организаций различной политической ориентации, искушенных в вопросах конспирации, в противодействии филерской слежке (Б.Савинков, М.Фроленко, С.Степнак-Кравчинский, Н.Баумен, Е.Стасова, О.Пятницкий и др.). Использовалась и художественная литература.

В ходе этой работы было установлено, что бытовавшее в свое время мнение, особенно у молодых революционеров, о низком уровне филерских «проследок», о том, что якобы филерское наблюдение «презренных шпиков», как их именовала русская интеллигенция, мгновенно распознавалась и было безрезультатным, является просто мифом. Это ошибочное представление и до сих пор тиражируется в художественных кинофильмах (см. например «Опасные гастроли» с участием В.Высоцкого). Полученные документальные данные, в том числе обнаруженная в архивах «Инструкция о ведении наружного наблюдения...» 1909 года издания , свидетельствует об обратном.
Нет, филерская служба, организованная и пестуемая легендарным Е.П. Медниковым, добивалась поразительных успехов.
Достаточно сказать, что именно благодаря высокопрофессиональной работе филеров, был осуществлен полный разгром к 1910 г. партии эсеров, и нанесен огромный урон РСДРП. Некоторые приемы в работе филеров до сих пор представляют определенный интерес для практических работников.

Работа в области фоноскопической экспертизы

Опыт ее проведения по делам о государственных преступлениях, находившихся в производстве следственного отдела Управления КГБ по Ленинградской области, был обобщен и проанализирован автором.
Ниже приводится выписка по одному из «громких» дел конца 50-х годов в отношении финского гражданина К.П.Тойволы.
Особенностью этого дела было то, что единственным доказательством вины подследственного являлась фонограмма беседы Тойволы с советским гражданином финского происхождения.
Беседа происходила в ресторане и носила характер вербовочной обработки.
Однако на допросах Тойвола отказался признать свой голос на фонограмме и пытался обвинить следствие в фальсификации предъявленного доказательства. Требовалось назначение по делу акустической экспертизы (так тогда называли это исследование).

В практике работы КГБ того времени всего имелись два случая применения подобной экспертизы при расследовании преступлений, совершенных заключенными в условиях нахождения в исправительно-трудовой колонии.
Практика использования акустических исследований (сейчас они именуются, как фоноскопические экспертизы) в те далекие от нас годы только-только начали складываться. Достаточно сказать, что отечественная фоноскопия берет свое начало с конца 40-х годов 20-го столетия. Не будет преувеличением сказать, что история этого вопроса, как представляется, довольно убедительно изложена в книге А.Солженицына «В круге первом».

Некоторые детали экспертной работы, производимой заключенными в одном из НИИ МГБ СССР («Шарашки» - по выражению автора указанной выше книги), был проверен мной и соответствуют действительности.
Сам процесс идентификации личности трех подозреваемых МГБ в анонимном телефонном звонке в американское посольство описан в книге, как мне показалось, достаточно точно и колоритно, хотя и с некоторыми натяжками. Поэтому лучше всего читателю самому прочесть эту книгу. Однако обратим внимание на другое.
Метод идентификации человека по особенностям его голоса и речи, примененный одним из персонажей книги - инженером Рубиным, был аналогичен тому, как его делал американский психолог доктор Дж. Керста.

О ненаучности этого метода в его первой стадии уже было много сказано в свое время такими ведущими учеными, как Стивене и Г.Фант. Чтобы избежать пространных комментариев, имеющих сложную научную основу, можно лишь кратно сказать об этом так. Формирование экспертной оценки, тем более, категорического заключения на основе анализа фонограммы с записью речи испытуемого, - осуществлялось тогда лишь путем выделения одного единственного акустического признака речи — частоты основного тона (ЧОТ). Достоинством этой характеристики являлось и то, что она могла измеряться с помощью аппаратуры. Однако при этом не учитывались такие важные идентификационные характеристики, как громкость, высота звука, тембр голоса, темпоритм, паузация и др.

Таким образом, нарушался главный принцип достоверности исследования -комплексный учет признаков голоса и речи испытуемого.
Выбор специалистов, способных проводить акустические исследования фонограмм, был в то время крайне ограничен: экспертные работы в 50-е годы в СССР проводились всего лишь двумя специалистами Московской музыкальной консерватории. В материалах уголовного дела Тойволы эти недостатки имели место на первой стадии расследования.

Затем ошибки были исправлены путем, во-первых, использования нескольких идентификационных характеристик, и, во-вторых, за счет привлечения крупных ученых-речевиков, докторов наук из Ленинградского университета, Института физиологии им. И.П.Павлова - одного из ведущих специалистов ИРПА (институт радиоприема и акустики им. А.С.Попова). Это были Л.Р.Зиндер, В.П.Морозов и Г.М.Кобышев-Кузьмин.
Экспертное заключение было признано судом по делу Тойволы в качестве доказательства его вины.

Вместе с тем опыт работы по исследованию всех обстоятельств расследования по этому и некоторым другим уголовным делам обусловил появление моей первой работы об истории возникновения фоноскопической экспертизы, ее становления, развития, проблемах. Эта работа послужила началом моего большого «хобби», которым я продолжаю заниматься и сейчас.
В этой деятельности, конечно, сыграли определенную роль и такие стимулы, как учеба в Высшей школе КГБ, личное знакомство с ведущими ленинградскими учеными: В.И. Галуновым, В.Х. Манеровым, Н.Д. Светозаровой и др.

В числе интересовавших меня вопросов находились и такие, как определение на основе психоречевого анализа высказывания подозреваемого (обвиняемого) на допросе эмоционального состояния и его интерпретация («как говорит»). Получение положительных результатов при этом могло бы содействовать оптимизации самого процесса допроса.

Представляло интерес и такое направление в исследованиях, как использование в оперативно-розыскной деятельности правоохранительных органов возможностей определения (без участия специалистов-экспертов) некоторых личностных характеристик говорящего (пол, возраст, национальность), его социальных признаков (профессия, образование, воспитание, место рождения или постоянного проживания).

Одним из ведущих направлений в этом перечне являлось дальнейшее совершенствование процесса обработки информации, осуществляемой аудиторами-референтами. Именно этот участок служебной деятельности давно привлек мое внимание, ибо имел четко выраженный эвристический характер, и в то же время отсутствовала теоретическая проработка основ этой деятельности.
Об этом, например, свидетельствовала следующая запись в докторской диссертации В.Х. Манерова.
«С появлением и распространением практически значимых задач по социальной идентификации и интерпретации говорящего, возникает профессия экспертов-аудиторов, для которых решение этих задач в рамках проведения фоноскопической экспертизы является основным видом деятельности. В настоящее время профессия такого эксперта-аудитора весьма редка и экзотична, однако в дальнейшем она, по-видимому, станет более распространенной».

Профессор В.Х. Манеров, естественно, не мог знать, что профессия эксперта (оператора)-аудитора давно перестала быть «экзотичной».Официальное же ее отсутствие в «табеле о рангах» как раз и свидетельствовало о том, что изучение особенностей работы аудитора находилось на периферии внимания ученых.
Далее, в своей диссертации В.Х. Манеров публикует перечень требований к эксперту-аудитору, необходимость обучения его знаниям, умениям и навыкам в соответствии с поставленной задачей.

Он пишет: «Помимо навыков лингвистического, прежде всего фонетического анализа, аудиторы должны получать психологическую подготовку в области психодиагностики, дифференциальной психологии, психологии личности и эмоций. Однако ,прежде всего потребуется определить критерии отбора кандидатов в эксперты. Для этого необходимо провести параллельное исследование их успешности при решении задач социального познания на основе специальных аудиторских тестов, а также исследование их индивидуально-типологических характеристик».

Если перевести сказанное ученым-психологом на более доступное понимание сути вопроса, то, во-первых, становится ясным, сколь объемная предстоит работа по обоснованию необходимых требований к самой профессии аудитора по выработке критериев отбора кандидатов.
Во-вторых, следует еще раз пояснить существо проблемы. Дело в том, что на протяжении многих лет служебная деятельность аудитора-референта в сфере обработки фонограммной информации была жестко регламентирована ведомственными инструкциями.

Так, например, разрешалось использовать только лингвистический канал восприятия, выделять и фиксировать только семантическую (смысловую) часть вербального (словесного) высказывания («что говорит»). Запрещалось использование паралингвистического канала восприятия информации, т.е. всего того, что определяет колорит речевого поступка и, в конце концов, формирует его действительную картину, подтекст высказывания (интонация, мелодика речи, частота и длительность психологических пауз и др. («как говорит»). Эта установка мотивировалась тем, что внесение в документ ремарок и других пояснений всех нюансов речевого материала будет субъективным и отрицательно скажется на достоверности, объективности снятого с фонограммы материала.

Данное обоснование, однако, резко контрастирует с предъявляемыми требованиями к сводке, составляемой сотрудниками наружного наблюдения по окончанию его процесса. Здесь, напротив, указывается на необходимость дополнения увиденного своими пояснениями, в том числе, сомнениями по поводу различных жестов, манипуляций руками, изменения поз и пр. со стороны наблюдаемого. Представляется странным, что, в отличие от указанных рекомендаций сотрудникам наружного наблюдения, аудиторы-референты лишены такого права, хотя также являются единственными исполнителями процесса обработки информации, которые могут дать какие-либо дополнительные разъяснения о предситуации и самой речевой ситуации.

Мною была разработана методика оформления документации при обработке фонограммной информации, с которой были ознакомлены сотрудники ОТО ряда периферийных служб.
Были изданы также пособия, в том числе по линии Высшей школы КГБ СССР.
Учитывая возросший уровень научных исследований по речевой тематике и достигнутые при этом определенные результаты по диагностированию личностных характеристик человека по фонограммам, моя работа в этом направлении, как надеюсь, будет продолжаться.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

«На старости я сызнова живу,
минувшее проходит предо мною...»

Вот и окончена моя спец. службовская летопись длиною более чем в сорок верстных лет.
Трудно было решиться на экскурс в полувековое прошлое, заново пережить (даже на уровне эффекта «эхо») потери близких мне людей, все стрессы и остроконфликтные ситуации (сколько их было!), испить вновь горький привкус поражений и неудач.

Однако, как ни трудна была по-своему эта путь-дороженька и сколько бы сейчас ни писали, ни говорили, ни хулили нашу деятельность во благо государству, я горжусь своим участием в ней, своими товарищами-единомышленниками, мужественными, грозными для врага, добрыми и отзывчивыми для друзей, для достойных россиян.
С тех пор минуло ни много, ни мало почти 60 лет! Стерлись из памяти некоторые события, факты, имена. Многие из фигурантов, попавших тогда в поле зрения НКВД-КГБ, и те, кто по долгу службы занимался ими, ушли в мир иной.

И, наконец, меняется к лучшему политическая и оперативная обстановка в стране.
Если бы меня спросили, стоило ли ворошить прошлое, когда «технари» были вынуждены проходить мучительно долгий и тернистый путь, изобилующий гораздо большими полосами неудач и тупиковых поисков, чем скромными достижениями.
Известно также, что успехи специалистов прошлого, которые из-за отсутствия современного лабораторного и другого совершенного технического вооружения, ограниченности в своих творческих возможностях по причине низкого уровня развития научно-технического прогресса в тот период, базировались, в основном, на энтузиазме, фанатичной преданности своему делу. Успехи достигались методом проб и ошибок.

Именно поэтому во имя приоритетного будущего, в которое мы все верим, необходимо заимствовать все позитивное из прошлого.

Итак, если бы меня все же спросили о том, выбрал ли бы я снова эту уже пройденную дорогу в жизни, то я ответил бы положительно, но! - при условии возможного права на исправление допущенных ошибок, промахов, и, как у нас говорили, «проколов».
Надеюсь, что эти мои скромные записи помогут всем молодым людям, которые хотят связать свою дальнейшую судьбу с работой в органах государственной безопасности России. Тем более, что среди них находится и мой внук Кирилл.
В добрый путь друзья!
У нас с Вами была хорошая школа удач и побед на тайном фронте борьбы с врагами государства российского, школа отечественной контрразведки, которой недавно исполнилось 80 лет!