И вот тут-то снова проявился Михаил Петрович Годес. Воло­дя не без труда, но выяснил, что, оказывается, в институте до­вольно широко распространена практика, когда со спецотчетами могут знакомиться и сотрудники, которые к ним вро­де бы отношения иметь не должны. Нап­ример, Михаил Петрович разработал одно хитроумное приспособле­ние, абсолютно несекретное, но его удачно приспособили к со­вершенно секретному изделию. Само собой, описание прибора Ми­хаила Петровича вошло в описание всего изделия и автоматически, согласно действующим правилам, приобрело гриф "Сов. сек­ретно".

Получался парадокс - сам изобретатель, если он не имел соответствующего допуска, уже не мог получить доступа к своему изобретению. Более того, попытайся он свое изобретение где-нибудь использо­вать на стороне, еще и привлечь могли за разглашение тайны. Эта инструкция давно возмущала ученых и считалось естественным ее нарушать. Срабатывала корпоративность и презрение к «совсекретному» режиму. Сергей считал это недовольство вполне нормальным явле­нием. Кому может понравиться вся эта абракадабра, которую пред­писывали инструкции по секретным работам. Сергей и сам в своей работе применял те же инструкции и прекрасно понимал, что энтузиазма, особенно у свободолюбивой научной интеллигенции, они вызвать не могут.

И вот именно необходимостью посмотреть на некоторые материалы своих изобретений, которые он еще не успел оформить авторскими свидетельствами и которые хотел использовать в эмиграции, Ми­хаил Петрович Годес мотивировал перед своим шефом интерес к отчетам по "Северу". А шеф оказался человеком настолько легковерным и покладистым, что без долгих раздумий выполнил просьбу Михаила Петровича, любезно дав ему время посмотреть отчеты в своем кабинете, и, как уда­лось выяснить Володе Петрову, даже оставлял Михаила Петровича в этом кабинете с бумагами наедине. Разве можно не доверять че­ловеку, проработавшему с тобой бок о бок пятнадцать лет…

А что двигало на­чальником Михаила Петровича - доверчивость, глупость, излишнее самомнение? Это еще предстояло выяснить. Однако уже сейчас Сергею было ясно, что, отказав Годесу в выезде, Петровский поступил верно. Нужно было разобраться в истинной осведомлен­ности Михаила Петровича в секретах. Сергей не стал вникать в тонкости работы товарищей, но по их выкладкам получалось, что Годес вряд ли мог глубоко вникнуть в разработку "Север", а в состоянии был лишь определить ее основные направления, уровень проделанной работы по части заказа в самых общих чертах.

Когда информация об осведомленности Годеса дошла до ми­нистерства, там решили отложить его выезд на три года, что и было сделано. Сейчас, когда этими материалами заинтересовался Сер­гей, до пересмотра выездного дела Михаила Петровича остава­лось около шести месяцев. Выяснять, делал ли Годес копии документов, выписки из них, подразделение Петровского не стало да и вряд ли они имели на то основания в ту пору. Ограничились тем, что при­няли меры к увольнению его с объекта, и более внимательно ста­ли приглядывать за возможными контактами Годеса с установлен­ными разведчиками. И все-таки данных, представляющих оперативный интерес, не получили.

Но для Сергея самым важным оказалось другое. Сравнив сте­пень осведомленности Михаила Петровича и вопросник, обнаружен­ный в тайнике, Сергей почувствовал охотничий азарт. Вопросы как раз и касались уточнения тех моментов, которые Годесу были неизвестны. Степень совпадения, как показали аналитики, превы­шала 75 процентов. Узнав все это, Сергей попытался «набросать» возможные версии происходившего и счел необходимым посоветоваться со следователями о возможности бо­лее глубокой проверки сигнала на Годеса в рамках дела оперативного розыска агента иностранной разведки, которое он услов­но назвал "Вираж".