Но все хорошо в меру. Если эта истина забывалась, и аген­тура превращалась в инструмент доносительства и всеобщей исте­рии страха, то мы сталкивались со звериным лицом фашизма. И неважно, как он назывался – гитлеризм, сталинизм, или маккартизм, и не важно, где все это было: в Германии, Италии, России или США. Так что Сергей глубоко понимал, почему основной удар диле­танты наносили под флагом преданности демократии, по агентур­ному процессу.

Некоторые журналисты из кожи вон лезли, перебирая чужое грязное белье и щекоча нервы обывателям терминологией вро­де: "стукачество", "доносительство", "сексотство", сознательно направляя удар на тех, кто сотрудничал с КГБ, взы­вая к самым низменным, примитивным чувствам читателей.

Предлагалась наиболее грубая схема: вот вы живете, говорите, думаете, а кто-то среди вас вынюхивает, вызнает и бежит на ушко докладывать, да не просто так, а еще и деньги по­лучает. А за всем этим - страшное этакое мурло - чекист. И примеры один другого хлеще: и раскаяние, и покаяние бывших агентов, бывших сотрудников. И пошло-поехало: все телефоны прослушиваются, за каждым человеком слежка, говорить откровенно ни с кем нельзя. И вот уже собственная жена, начитавшись подобных открове­ний, смотрит на Сергея волком, а дочка задает вопросы: «Папа, а тут что, все правда написано?!»

Скинули памятник Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Ну, какое отношение он имел к «сталинскому терро­ру», он ведь умер в 1926 году. Ведь именно он проводил в жизнь столь почитаемый ныне НЭП. Некоторые его работы об организации управленческого труда, о борьбе с бюрократией и сокращении уп­равленческого персонала хоть сейчас печатай на первой полосе "Московских новостей". Да, да, именно он, "Железный Феликс", без болтовни, часто очень умело, внедрял рыночные отношения в рамках социализма. И получалось же!

Сергею и его товарищам впору бы посмеяться над всеми этими свержениями, путчами, росказнями, которые с профессио­нальной точки зрения просто не выдерживали критики. Но слишком сложна проблема, слишком многое завязано на эти казалось бы ясные вопросы. Сергея удивляло другое: отчего эти ниспровергатели не хотят видеть вещей очевидных. Что это? Отсутствие глубины, скудость ума? Или погоня за сенсационным материалом - своего рода допинг, приняв который пишущий и говорящий не в состоянии реально оценить обстановку? Да разве не видно, что примеров-то до смешного мало, вот уже три года пережевываются одни и те же фамилии, одни и те же факты?

Нет, Сергей не был против объективной, профессиональной критики системы КГБ. Он знал сильные и слабые стороны системы, уверен был в необходимости ее серь­езного реформирования. Да, факт, что он не ушел, а остался и уже своими делами участвует в строительстве принципиально новых органов безопасности России. Но он уверен: служба безопасности не тот орган государства, который можно создать на пустом месте.

Опыт оперативной деятельности копится годами. Опе­ративная работа - это тончайшее искусство изучения челове­ческой жизни во всем ее разнообразии. Никакая иная сфера об­щественной деятельности не дает столько знания о людской сущ­ности, как работа в системе госбезопасности. Не случайно сотрудники служб безопасности во всем мире не лю­бят резких решений, на них словно воздействует мудрость, выработанная за столе­тия их предшественниками.

Сергею запала в сознание одна мысль, вычитанная у Ивана Ефремо­ва: "Оценивай сам себя - и это очень трудно. А в оценке боль­ших, тем более великих людей, положись на время и народ. Мало делать правильные поступки, надо еще распознать время, в кото­рое надлежит их сделать. Мы не можем сесть в лодку, которая уже прошла мимо, или в ту, которая еще не пришла. Знать, как действовать, - половина дела. Другая половина - знать время, когда совершать действия. Для всех дел в мире есть надлежащее время, но чаще всего люди упускают его".

Как же можно в такой деликатной сфере рубить с плеча, даже не дав себе труда попытаться вникнуть, понять, встать на место другого человека. Сергей в мыслях часто обращался к пишущей братии: " Если вы побеседовали с перекрасившимся чекистом или агентом, прочитали несколько архивных дел, познали некую оперативную терминологию, это еще не значит, что вы мо­жете профессионально судить о столь тонком объекте челове­ческих отношений, как агентура.

Не задумывались ли вы, пишущие на эти темы, почему из десятков тысяч оперативников к вам пришли лишь единицы, да и те, как ни крути, убогие, из числа обойденных или обиженных, с червоточинкой. Настоящий опер никогда не предаст огласке имя агента, со­держание бесед, задание - это как тайна исповеди.

Думал ли кто из вас, что агент - это прежде всего человек на государствен­ной службе? Причем на очень важной. Как же можно охаивать его за это! Есть и еще одна сторона вопроса. Агент и оперработник - одно целое. Как правило, агент-продолжение сотрудника. И только от офицера службы госбезопасности зависит, станет ли его агент доносчиком, или будет служить делу защиты Отечества. Вот почему так важно подбирать в спецслужбу кадры из людей порядочных, честных, не запятнавших себя ложью, корыстью, эгоизмом, завистью."

Сергей понимал, что эти его обращения вряд ли кому нужны, слишком они не "в струю" того, что нынче печата­ется об их работе. Поэтому он, тысячи раз размышлявший на эту тему, готовый написать десятки гневных строк в защиту своей профессии, видел, что сегодня это лишь "метать бисер". Надо ли? Время - лучший доктор, в конце концов, все поставит на свои места. Он слишком хорошо знал и другое: тайная борьба тре­бует тайных методов, и, пока существуют в мире государства, границы, секреты, будет существовать и его профессия.