Первый рабочий день нового, 1991 года стал и первым днем моей возобновленной службы в органах государственной безопасности. Я был назначен заместителем начальника секретариата — начальником приемной Управления с одновременным присвоением очередного воинского звания подполковника. При этом в мои обязанности входила организация работы с секретными документами и обращениями граждан, контроля ее состояния в Управлении. Первые несколько лет в моей компетенции находилось также документационное и организационно-техническое обеспечение заседаний коллегии Управления. Позднее эти функции перешли в ведение инспекторского подразделения.
Принципы и правила ведения секретного делопроизводства, обеспечения режима секретности, рассмотрения обращений заявителей, подготовки заседаний коллегиальных органов были в партийных и государственных структурах весьма близкими. Поэтому серьезных трудностей в освоении на новом месте у меня не возникло. Однако требовалось углубленное изучение, в пределах компетенции, инструкций по ведению оперативного процесса.
И все же приход в Большой дом был связан не просто со сменой обстановки. Это был приход в новый коллектив — коллектив с большими и особыми традициями, которые трепетно соблюдались и сохранялись. Символами их являлись Ф. Э. Дзержинский и Ю. В. Андропов, офицерское братство, основанное на лучших чекистских качествах — высочайшем профессионализме, самоотверженном служении Родине, взаимовыручке.
Коллектив Управления, в целом понимая объективную необходимость существования практики укрепления кадров, все же не всегда встречал «аплодисментами» прибытие на Литейный, 4, новых партийных и комсомольских направленцев.
Истоки такого отношения шли, вероятно, еще со времен Н. С. Хрущева. Тогда, после XX съезда КПСС, скоропалительная кампания по демократизации органов госбезопасности нанесла отечественной спецслужбе серьезный удар, поставив под вопрос ее суть и главное оружие в предупреждении и пресечении преступлений — агентурно-оперативный процесс. Эта кампания была подкреплена новыми кадрами, большей частью комсомольскими функционерами. Не случайно в то время Комитет государственной безопасности, действовавший при Совете министров СССР, с иронией называли КГБ при ЦК ВЛКСМ.
Здесь хотелось бы привести очень взвешенное, на мой взгляд, мнение по этому поводу А. А. Куркова из его «…неоконченных раздумий»:
«Я должен сказать, что огульная критика или неприятие самого факта принадлежности когда-то к партаппарату не имеет под собой реальных оснований для этого, если, конечно, не стоять на предвзятых позициях. За свою службу я много раз встречался с теми, которые направлялись партийными органами на руководящую работу в правоохранительные органы, в том числе и в КГБ. Да, попадалось немало и карьеристов, и бездельников, и вообще балласта, но ведь не меньше их было и среди тех, кто приходил «с улицы» — из институтов, с заводов, из учреждений и других организаций. Поэтому я не делал бы каких-то обобщений. Когда я читаю публикации некоторых, разумеется, бывших сотрудников КГБ о том, как у них стояли на пути кадры из партийного аппарата, занявшие якобы все руководящие должности, то я четко представляю этих работников, которым, как танцорам в известном анекдоте, всегда что-то мешает».
В последующей службе и работе в Большом доме у меня неоднократно была возможность убедиться в правильности этого вывода моего первого начальника Управления.
К исполнению новых обязанностей я приступил спокойно и уверенно. Многие руководители Управления и его подразделений мне были неплохо знакомы ранее по служебному взаимодействию со Смольным. Начальник секретариата Александр Иванович Колодий и его заместитель Олег Васильевич Солдатов, с которыми длительное время мы непосредственно решали вопросы обеспечения оперативной информацией высших должностных лиц Ленинграда и области, встретили меня по-доброму, с доверием. Чувствовалось их искреннее желание помочь мне как можно лучше освоить тонкости оперативно-служебной деятельности.
Олег Васильевич, кстати, на место которого я пришел, был направлен на повышение в инспекторское подразделение. Тем не менее он почти месяц ежедневно приходил в мой кабинет, и мы подробно, шаг за шагом рассматривали все аспекты работы Управления и секретариата. И это была неоценимая помощь профессионала-чекиста, старшего товарища, детали которой с благодарностью помню до настоящего времени.
А началось мое знакомство с Большим домом с изучения планировки этого широко известного в городе и далеко за его пределами монументального здания. Требовалось четко представлять размещение в нем подразделений Управления, залов и кабинетов для проведения открытых и закрытых совещаний руководящего состава. Поскольку в обязанности заместителя начальника секретариата входило исполнение функций секретаря коллегии Управления, первым делом я познакомился с членами этого руководящего органа. Вместе с Олегом Васильевичем мы прошли в кабинеты членов коллегии, работавших на Литейном, 4, и он представил меня каждому из них как своего преемника.
Это было важно, так как уже в середине января планировалось проведение заседания коллегии по итогам работы в 1990 году и задачам на новый год. Необходимо было обеспечить своевременную подготовку подразделениями аналитических и информационных материалов для доклада начальнику Управления и рассылки их не позднее чем за неделю членам коллегии. В секретариате велось дело с материалами заседаний этого коллегиального органа.
Аналогичные заботы секретариата относились и к проведению начальником Управления совещаний по различным оперативно-служебным проблемам. Все это не вызывало каких либо трудностей, ибо вопросы организационно-технического обеспечения управленческой деятельности были хорошо мне знакомы по предыдущей работе в Смольном.
С большим интересом и, пожалуй, волнением я слушал доклад А. А. Куркова на первом после моего прихода в Большой дом заседании коллегии Управления. Мне доводилось на прежней работе знакомиться практически со всей основной информацией, поступавшей в Смольный из Управления. Но тот анализ обстановки в стране и регионе, который был представлен Анатолием Алексеевичем, поражал глубиной и точностью акцентов в сложнейшей сфере обеспечения государственной безопасности и расстановки политических сил в Ленинграде начала 1991 года. Думаю, что этот анализ и с позиций сегодняшнего дня является безупречным.
Важнейшей составляющей нормализации положения в стране была названа необходимость наведения порядка в Литве. Как известно, Литовская ССР стала первой союзной республикой, провозгласившей свою независимость еще в марте 1990 года. На территории республики было прекращено действие Конституции СССР и возобновлено действие литовской конституции 1938 года. Союзное руководство независимость Литвы тогда не признало. Его нерешительность привела к довольно длительному периоду двоевластия в республике, к жесткому противостоянию сторонников выхода Литовской ССР из Советского Союза и сторонников единства СССР — прежде всего русскоязычного населения.
7 января 1991 года правительство Литвы во главе с К. Прунскене повысило цены на продукты питания. В Вильнюсе начались многотысячные митинги протеста с участием просоветских и прокоммунистических сил республики. Возникла угроза захвата здания Верховного Совета Литовской ССР — инициатора провозглашения независимости Литвы во главе с В. Ландсбергисом. На защиту парламента стали прибывать его сторонники.
Только 10 января Президент СССР М. С. Горбачев потребовал отмены антиконституционных актов и восстановления действия советской Конституции на территории Литвы. В ночь с 12 на 13 января военные начали силовую акцию — штурм общественных зданий в Вильнюсе. При этом десантники были вооружены автоматами Калашникова с холостыми патронами. В центре столицы Литвы погибли более десяти человек и были ранены свыше 100 человек. Установлено, что погибшие стали жертвами стрелявших с крыш местных снайперов и автомобильных аварий (а не раздавлены танками). Был застрелен сотрудник спецподразделения «Альфа» лейтенант В. В. Шатских. Атака на здание Верховного Совета Литвы не состоялась.
Впоследствии никто из должностных лиц СССР ответственность за пролитую кровь на себя не взял. Горбачев заявил, что он ничего не знал об этой акции и об этом ему доложили лишь утром. Но это не так. Бывший министр обороны СССР Д. Т. Язов, например, в интервью газете «Комсомольская правда» 23 февраля 2012 года указывает, что был приказ Горбачева «навести в Литве порядок» и он лично докладывал президенту страны о ходе военной операции в Вильнюсе. Естественно, последовали обращения литовских руководителей к мировому сообществу с просьбой осудить действия советской власти.
Изложенные выше события в Литве произошли за два дня до заседания коллегии Управления. В своем докладе А. А. Курков сделал верный, подтвержденный последующим развитием событий вывод: будет порядок в Литве — будет порядок и в других республиках Союза. Но высшая власть в стране в этой острейшей ситуации медлила, действовала непоследовательно, а в решающий момент ее лидер — Горбачев вновь ушел «на крыло».
Через несколько лет в борьбе за целостность России Ельцин не остановится перед многотысячными жертвами в вооруженном конфликте с Чечней. И только благодаря настойчивым и твердым антисепаратистским мерам — политическим, экономическим и военным, осуществленным Президентом Российской Федерации В. В. Путиным, обстановка в Чеченской Республике постепенно нормализуется. И это не даст повода другим субъектам страны нарушать ее Конституцию.
Сегодня я вижу еще один важный урок, который можно было вынести из взаимоотношений Литовской ССР и Союза в 1990—1991 годах и который, однако, в будущем не был учтен. Статья №72 Конституции СССР предусматривала для каждой союзной республики сохранение права свободного выхода из СССР. А каким образом этот выход мог осуществиться — юридически определено не было. Верилось, что единый и нерушимый Советский Союз будет вечным.
А ведь начиная с 1988 года уже во всю шел «парад суверенитетов» союзных республик. Вполне можно было законодательно упредить декларацию Верховного Совета Литовской ССР о провозглашении восстановления независимости Литвы от 11 марта 1990 года, означавшей ликвидацию ее как союзной республики. В это же время, в марте, проходил внеочередной, III Съезд народных депутатов СССР, который, например, нашел возможность для внесения изменений в Конституцию по устранению из нее записи о руководящей роли Коммунистической партии и учреждении поста Президента СССР.
И только 3 апреля 1990 года Верховный Совет СССР принимает Закон № 1409-I «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР». В нем предусматривалось проведение по данной проблеме республиканского референдума — народного голосования, представление его итогов в Верховный Совет СССР и далее — на рассмотрение Съезда народных депутатов.
Потом должен был следовать переходный период, в течение которого согласительные комиссии Верховного Совета Союза и Верховного Совета республики, Совмин СССР должны были решить вопросы государственной границы, военных объектов СССР на территории республики, объектов общесоюзной собственности, урегулировать финансово-кредитные расчеты выходящей республики с Союзом ССР, с другими союзными и автономными республиками страны. При этом республика — инициатор выхода обязана была компенсировать все издержки, связанные с переселением граждан из пределов республики. Лишь потом, то есть через несколько лет переходного периода, «пуповина» расставания могла быть цивилизованно перерезана окончательно.
Хороший был закон, но по времени выхода он опоздал. А это означало, как говорят в таких случаях, «бить по хвостам». Процесс уже пошел.
Последовали акты о независимости других республик. Горбачев, ставший Президентом СССР и обязанный принимать необходимые меры по обеспечению территориальной целостности страны, не смог (или не захотел) добиться этого и не обеспечил установленных Законом №1409-I правил развода республик с союзным государством.
Не было предпринято реальных конституционных и практических шагов в данном направлении и после всесоюзного референдума, на котором большинство населения проголосовало за сохранение СССР. То есть гарантия права свободного выхода из Союза имела место, а гарантия соблюдения порядка этого процесса высшей властью страны не обеспечивалась.
Но вернемся к заседанию январской коллегии Ленинградского управления КГБ и докладу А. А. Куркова. Естественно, перед оперативными подразделениями была поставлена задача противодействовать той истерии так называемых демократических сил, которая имела место в связи с положением в Литве. А это — и призывы к всеобщей политической забастовке в поддержку ее независимости, и перевод забастовки на еженедельный ритм по опыту польской «Солидарности», и открытые призывы к развалу Советского Союза при уже объявленном решении Верховного Совета СССР о проведении в марте всесоюзного референдума по вопросу о судьбе Союза. Кстати, против проведения митинга на Дворцовой площади в тот момент выступал даже председатель Ленсовета Собчак. Поэтому логичным было решение Коллегии: всеми возможными средствами разъяснять людям, что акции гражданского неповиновения не пойдут им на пользу.
Расклад политических сил в Ленинграде на начало 1991 года, по мнению Анатолия Алексеевича, свидетельствовал о состоянии фактического безвластия в важнейшем регионе страны. В Ленсовет пришло много людей с радикальными демократическими взглядами, которых даже Собчаку приходилось сдерживать. Будущий мэр города еще не набрал своей мощи и не мог устранить имевший место раздрай во взаимоотношениях с исполкомом Ленсовета и в решении насущных экономических и политических проблем. В этих условиях законодательная и исполнительная власть города не могла позитивно влиять на исправление положения дел в Ленинграде.
Что особенно больно было мне слышать на заседании Коллегии — так это оценку деятельности Ленинградской партийной организации, которая была названа пассивной, хотя и продолжала оказывать влияние на ряде направлений общественного развития. О возможных причинах такой оценки говорилось выше. Лидеры же ленинградских коммунистов тогда еще не поднялись на гребень волны протеста против политики и действий команды Горбачева. Это произойдет чуть позже — накануне ГКЧП…
Еще одна политическая сила только зарождалась, но считалась в ближайшем будущем наиболее реальной. Речь шла об Ассоциации промышленных предприятий Ленинграда. Эта структура была непосредственно связана с производством, декларировала задачи удовлетворения нужд трудящихся и действительно могла эффективно воздействовать на социально-экономическую обстановку в городе, так как ее лидеры имели большой опыт хозяйственной, да и политической, работы.
В противоборстве с Ассоциацией находился Союз трудовых коллективов предприятий Ленинграда во главе с Сергеем Андреевым, добивавшийся контроля над рабочим движением. В его деятельности существовал явный политический подтекст: причиной всех бед являются кадровая советская номенклатура и наличие парткомов на предприятиях. Отсюда следовали соответствующие требования и намечались пути их достижения — создание стачкомов и проведение забастовок в качестве единственного способа социальной защиты трудящихся.
Экономическая и криминогенная ситуация в городе требовала между тем максимальной консолидации властных органов и общественных движений. Приведу лишь некоторые факты. В 1991 году предполагалось двукратное снижение объемов производства, увольнение около 100 тысяч ленинградцев, усиление протестных явлений. Процветал незаконный бизнес, имели место массовые хищения государственной собственности.
Запомнился пример по мясокомбинату, где за день воровали до 20 тонн мясопродуктов. На этом сырье работали подпольные колбасные заводы.
Стали поступать сообщения о террористических актах, в том числе в отношении налоговых инспекторов.
Все это происходило на фоне дискредитации не только советской власти и компартии, но и конкретно органов государственной безопасности.
Одновременно резко сокращались расходы на содержание КГБ СССР, что ослабляло в кадровом и техническом отношении совсем недавно одну из самых эффективных спецслужб в мире. И, что самое страшное, создавало предпосылки для внедрения «микроба обогащения» в этот наименее коррумпированный коллектив — одну из опор советской государственности. В Управлении стали появляться сотрудники, не желающие продолжать военную службу.
Положение усугублялось усилением активности деятельности западных спецслужб и их разведывательных центров в ленинградском регионе. Ставка при этом делалась на регулярное получение информации об идущих в Ленинграде перестроечных процессах и особенно — о создании свободной экономической зоны. Наши противники стремились оказывать всяческое содействие радикальным политическим структурам города, влияние на научные исследования в сфере социологии, вели дело к легализации здесь деятельности антисоветского Народно-трудового союза российских солидаристов (НТС) — преемника Белого движения.
В такой непростой обстановке, в море страстей и шараханий, удалось сохранить коллектив Управления — как следовало из доклада А. А. Куркова — дееспособной структурой.
И этот результат был признан не менее важным, чем оперативные достижения.
Необходимо было и далее изживать появляющийся у части личного состава комплекс неполноценности, растерянности, чтобы противостоять силам, ведущим к изменению конституционного строя, то есть к буржуазным порядкам. На фоне набирающей силу «войны» союзных и республиканских законов справедливо указывалось оперативным подразделениям действовать строго в рамках Конституции СССР. Следовало тщательно изучать обстановку в регионе и своевременно информировать об итогах соответствующие инстанции.
