Сегодня, спустя более чем два десятилетия, иногда задумываешься о том, как Ленинградскому управлению КГБ удалось в целом достойно и организованно пройти в 1991 году путь до августовских событий. Кругом — политический и экономический хаос, нарастающая «демократическая» травля сотрудников госбезопасности. Как им в этой обстановке выполнять даже правильно поставленные задачи?
И здесь было очень важно, что во главе Управления находился большой профессионал и мудрый человек — Анатолий Алексеевич Курков, а многолетним первым заместителем у него в начале года еще оставался генерал-лейтенант Владимир Николаевич Блеер, имевший непререкаемый авторитет в коллективе. Четко и эффективно работал кадровый аппарат под руководством Виктора Николаевича Теглева — преемника еще одного влиятельнейшего в Управлении на протяжении многих- многих лет генерала Александра Петровича Корсакова.
В. Н. Блеер А. П. Корсаков
Мне приятно подчеркнуть, что и Блеер, и Корсаков, и Теглев пришли на службу в органы государственной безопасности с партийной работы. Эти руководители, а также другие члены Коллегии Управления своим профессионализмом и высокими человеческими качествами «цементировали» руководящий и оперативный состав, способствовали сбережению его состоятельности, лучших традиций, сложившейся системы в работе.
В это очень тяжелое время я не чувствовал, чтобы взоры моих новых коллег в массовом порядке устремились к соблазнам коммерции и бизнеса за стенами Большого дома. Да, такие факты имели место, но это были, скорее, единичные случаи. В последующие 90-е годы, в период бесконечных ведомственных реорганизаций, Управление понесет уже серьезные потери, но и тогда минимально необходимый костяк ленинградских чекистов сохранится для будущего территориального органа безопасности на берегах Невы.
В коллективе продолжало многое делаться для поддержания у сотрудников рабочего настроения, привития им необходимых профессиональных и нравственных качеств с включением разумных элементов демократизации воспитательного процесса и социальной помощи. На хорошем уровне, постоянно откликаясь на злобу дня, функционировала, например, так называемая чекистская учеба личного состава.
Лекции проходили в Красном зале, который вмещает, даже без балкона, более 700 человек, что позволяло нам почувствовать единение, общность целей и задач, важность своего предназначения для страны. Опытные лекторы, в том числе из Высшей школы КГБ, доходчиво и убедительно, без каких-ли- бо штампов и прописных истин, информировали нас по итогам научных исследований об истории нашего ведомства, актуальных проблемах работы органов КГБ в современных условиях, этике чекистской деятельности.
Страна, как известно, досталась большевикам в тяжелейшем состоянии. Но когда вам говорят просто о голоде — это одно. А вот когда вы получаете сведения о реальных фактах людоедства, например в семье зарезали младшую дочь, чтобы прокормить старших детей, — это уже совсем другое. А как воспринимать принятые кое-где сразу после революции решения о национализации женщин с привилегиями для мужчин пролетарского происхождения? Безусловно, как дикость, связанную с общей и юридической безграмотностью, бесправием людей. Отсюда вытекала в начальный период советской власти и роль государства, и особая роль Чрезвычайной комиссии.
В конце перестройки «демократическое» меньшинство во всю раскачивало страну, подталкивало ее к пропасти, стремясь достичь своих, теперь ясно, корыстных интересов. И если лектор сообщал мысль А. И. Солженицына о том, что права человека не могут быть выше прав общества, или приводил слова Папы Римского в отношении того, что национальное в критические моменты всегда должно быть выше человеческого, то какой из этого следовал вывод? Только один: Александр Исаевич понимает важность соблюдения интересов того или иного государства и народа в трудной ситуации, Папа тоже это понимает, а наши псевдодемократы — нет.
КГБ в этих условиях приковывал к себе самое пристальное внимание общественности, вызывал резкие нападки рвущихся к власти «демократов». И надо было осознавать, что такое бывало не раз в истории при новой власти. Были нападки у нас на царскую охранку, в США — на ЦРУ 60-х годов. Нам давали понять: общество нуждается в защите и чем-то нехорошим отдает от тех, кто бежит из органов госбезопасности на лучшие заработки.
Требовалось сохранять самообладание и учитывать, что в нашей деятельности тогда на первый план выходила уже не политическая сторона, а в большей степени — правовая, нравственная. Одним из лекторов был как-то «призван на помощь» даже великий русский мыслитель А. И. Герцен с его оценкой российских жандармов как цвета учтивости в обществе в сочинении «Былое и думы». Наше внимание обращалось на то, что можно было быть жандармским офицером, не утратив всего человеческого достоинства. Назывались и три главных качества жандармов: лояльность к правящему режиму, высокий профессионализм и отсутствие отклонений в морально-нравственном облике.
Правовой аспект деятельности КГБ тогда наиболее сильно привлекал критиков спецслужбы. Ведь Комитет был создан после смерти И. В. Сталина, в далеком 1954 году Указом Президиума Верховного Совета СССР, подписанным еще первым советским маршалом К. Е. Ворошиловым. Поставленная новому ведомству задача формулировалась предельно просто: в кратчайший срок ликвидировать последствия «вражеской деятельности Берия в органах государственной безопасности» и добиться превращения их в «острое оружие партии». Эта задача была зафиксирована и детализирована в январе 1959 года в утвержденном ЦК КПСС совершенно секретном «Положении о КГБ при Совете министров СССР», под которым стояла подпись Н. С. Хрущева.
Данный нормативный документ к тому времени действовал уже свыше 30 лет. Он определял, что Комитет «работает под непосредственным руководством и контролем ЦК КПСС», выводил за пределы своих полномочий партийный и советский аппарат и не очень «дружил» с прокурорским надзором. Естественно, в ходе перестройки, особенно после отмены в марте 1990 года III Съездом народных депутатов СССР 6-й статьи Конституции, закреплявшей КПСС как руководящую силу общества, в стране стали появляться требования о реорганизации и даже ликвидации КГБ.
Закрытость органов госбезопасности и их неподконтрольность обществу и власти явно не соответствовали историческому моменту. Хорошо чувствовали и понимали это и сами сотрудники Комитета. Поэтому в ставшей расхожей фразе «органы решили узаконить свою деятельность» есть большая доля правды. Закон о спецслужбе был нужен обществу не меньше, чем сотрудникам КГБ.
Открытый закон «Об органах государственной безопасности в СССР» был подготовлен и вступил в силу 16 мая 1991 года. Казалось бы, он ответил на основные вопросы дня.
В его тексте КПСС даже не упоминалась. В разведывательной и контрразведывательной работе не было особого акцента на капиталистические страны. Не отмечалось записи и о борьбе с враждебной деятельностью антисоветских и националистических элементов внутри страны.
Зато появилась отдельная глава о гарантиях соблюдения прав и свобод граждан. Предусматривался прокурорский надзор за исполнением законов в деятельности органов, контроль работы Комитета парламентом, президентом и правительством государства. Сохранялась целостность КГБ: в законе говорилось о «единой системе органов государственной безопасности страны». Однако удивило то, что появление этого долгожданного закона не вызвало страстного обсуждения его сторонников и противников, как будто и те и другие предвидели скорое прекращение его действия и исчезновение с географической карты самого предмета заботы КГБ — Советского Союза.
Для этого действительно были причины. Устранение многолетней жесткой связи Комитета с КПСС на фоне ослабления влияния партии на положение дел в стране, падения авторитета Генерального секретаря ЦК КПСС неминуемо понижало роль одной из самых мощных спецслужб в мире в системе механизмов государственно-политической власти СССР. В новый закон явно не «вписывалась» Прибалтика, из которой в связи с известными событиями вывозились ведомственные архивы.
В мае того же года Председатель Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцин и председатель КГБ СССР В. А. Крючков в соответствии с решением съезда народных депутатов России подписали протокол об образовании Комитета государствен- ной безопасности РСФСР. С учетом особых «счетов» Ельцина с союзным Комитетом и его пришествия уже 12 июня
1991 года после всенародного голосования на президентский «престол» России простых отношений КГБ СССР с российской властью не предвиделось. И патриоты, и «демократы» готовились к решающей схватке — им было не до чекистского закона. Чего нельзя сказать о самих сотрудниках органов госбезопасности.
Активным сторонником закона о КГБ и проводником его положений в жизнь выступил А. А. Курков. Вспоминается совещание руководителей подразделений Управления, которое он провел сразу после своего возвращения из Москвы с заседания коллегии КГБ СССР, состоявшегося 17 мая 1991 года, то есть через день после вступления того самого закона в силу. С некоторой долей иронии Анатолий Алексеевич отметил, что «КГБ теперь в законе». Причем впервые в истории страны. Да и не во всех ведущих государствах мира были тогда подобные законы. И это высокий уровень подлинной демократии. А пресса молчит. Вот тебе и плюрализм! Ультра сначала добивались принятия этого важнейшего нормативного акта, потом его тормозили.
Для органов же государственной безопасности началась новая жизнь. В течение двух лет предстоял пересмотр нескольких тысяч подзаконных ведомственных распорядительных документов. Потребуется высокая юридическая грамотность личного состава. Будет создаваться целая правовая служба Управления вместо единственного юрисконсульта, действовавшего в составе секретариата. И начальникам, и сотрудникам необходимо будет усвоить закон самим и пропагандировать его среди населения и в трудовых коллективах.
Такие задачи были поставлены начальником Управления перед его руководящим составом. Из чисто оперативных моментов А. А. Курков особо обратил внимание на предусмотренное законом право осуществлять профилактику преступлений, расследование которых отнесено к ведению органов госбезопасности. Попросту говоря, теперь можно было не только привлекать к уголовной ответственности виновных в совершении противоправных действий, но и официально предупреждать о недопустимости их совершения с последующим уведомлением об этом прокурора. Квинтэссенция же выступления Анатолия Алексеевича сводилась к тому — и эта мысль, чувствовалось, четко корреспондировалась с позицией главы ведомства, — что новое законодательство о КГБ необходимо как один из остающихся скрепов для сохранения прочного Советского Союза.
Через десять лет мы узнаем о той большой тревоге, которая терзала сердце руководителя ленинградских чекистов в майские дни 91-го. Тогда он не имел права говорить о своем горьком беспокойстве широкому кругу начальников подразделений — руководящий состав должен был быть нацелен на конструктивную работу, на оптимистичный лад. Хотя чуть раньше, на заседании коллегии Центра, 17 мая, Анатолий Алексеевич мужественно, без лишней драматизации событий высказал свои мысли о положении в стране и в органах госбезопасности. Приведу выдержку из этого выступления:
«Похоже, что и мы, как один из государственных институтов, продержавшись по сравнению с другими очень долго, начиная с прошлого года, вошли в стадию разложения и распада. Как ни горько большинству из нас, посвятивших всю сознательную жизнь охране безопасности государства, следует, вероятно, признать, что если не произойдет в ближайшее время принципиальных изменений в подходах руководства страны к происходящим процессам в обществе, если 12 июня оправдаются надежды инициаторов выборов Президента России, то многие из нас, вероятнее всего, в обозримом будущем войдут в более чем семидесятилетнюю историю ВЧК — КГБ как последние: последний председатель КГБ СССР, последний начальник советской разведки, последний начальник Ленинградского управления и т. д.».
На том заседании коллегии Анатолий Алексеевич изложил также свое мнение о создании российского КГБ, отметив, что это «неизбежно приведет к обострению работы с кадрами, к смене руководящего состава на местах и ослаблению органов государственной безопасности в целом».
Для меня было очень важно узнать отношение председателя коллегии КГБ к этому выступлению А. А. Куркова. И то, что В. А. Крючков в тот момент полностью разделял позицию Анатолия Алексеевича, позволяет лучше понять действия и того и другого руководителя в наступившие через три месяца трагические августовские дни.
Их поступки в период образования ГКЧП, как бы им ни хотелось сохранить Советский Союз и как бы каждому из них тяжело ни было, будут соответствовать благородному девизу: чтобы ни случилось в нашей стране, мы никогда не окажемся по разные стороны баррикад с народом, мы будем с народом всегда. Об этом говорил В. А. Крючков 14 июня 1991 года на встрече с активом московских объединений лиц, пострадавших от необоснованных репрессий.
Естественно, что летом 91-го в настроении сотрудников Управления, даже с учетом выхода закона о КГБ, подъема не ощущалось. Правда, не было у нас и упадочнического настроения. А. А. Курков нацеливал нас на ответственную работу, постоянно информировал о негативных процессах в экономике города и области.
Мы знали, например, что на тот момент обеспеченность ленинградцев продуктами питания составляла только около
70—80 процентов. Знали о начавшемся развале оборонного комплекса, с предприятий которого за последний год было уволено несколько десятков тысяч человек. Знали и о фактах разграбления лесопромышленного комплекса. О том, что некоторые «специалисты» незаконно скупают лес и гонят его за границу, говорил, кстати, на заседании коллегии Управления и Г. С. Полтавченко, тогда — начальник отдела КГБ в г. Выборге.
Кроме того, уже активно процветал рэкет — вымогательство денежных средств у членов кооперативов и отдельных граждан, занимающихся индивидуально-трудовой деятельностью. Появились сведения о многочисленных подкупах сотрудников налоговых инспекций. Как грибы после дождя разрастались банковские и коммерческие структуры. Здесь начал проявляться обоюдный интерес хозяев этих структур и наших сотрудников. Везде ведь требовалось обеспечение безопасности. И некоторые из моих коллег-профессионалов, соблазняясь на обещанные «золотые горы», оставляли военную службу, уходили в свободное бизнес-плавание. Потом кто-то из этих «первых» выжил, кто-то разочаровался в предпринятом шаге, а кто-то и погиб в той жестокой борьбе за выживание.
Обстановка диктовала необходимость конструктивных мер по социальной поддержке военнослужащих органов госбезопасности. Достаточно сказать, что семья начальника отдела Управления, при ее среднестатистической численности, попадала в тот период в малообеспеченную категорию. Было понятно, что скромность в этих вопросах нам будет вредить. Не решив проблемы увеличения денежного содержания сотрудников на правительственном уровне, невозможно сохранить личный состав для будущего.
И все же Анатолий Алексеевич Курков мягко, по-отечески предостерегал руководителей подразделений от фокусирования внимания подчиненных лишь на материальной стороне военной службы. Он говорил:
— Общество находится в состоянии полной разрухи, и нет возможности сейчас для повышения заработной платы. Мы должны быть не романтиками и идеалистами, а прагматиками.
Хорошо запомнился прозвучавший на одном из совещаний образный посыл Анатолия Алексеевича руководящему составу для понимания сложившейся ситуации:
— Бизнесменами не рождаются, ими становятся. Представьте, вы едете в купе поезда, где есть свободное место, и на него кто-то садится. Вы сначала косо смотрите на нового соседа, а потом привыкаете.
В Управлении стали осуществляться меры по адаптации коллектива к неблагоприятным для решения служебных задач условиям. Был создан штаб по обеспечению сотрудников продовольствием во главе с первым заместителем начальника Управления генерал-майором Ю. П. Прохоренко. Всерьез заговорили о собственном подсобном хозяйстве и собственном строительном подразделении. Попробовали себя и непосредственно в сфере коммерции — продали имевшиеся в управленческом гараже два автомобиля «Чайка». Понятно, это были вынужденные меры для данного конкретного отрезка времени.
Наши руководители прекрасно понимали, что нельзя оказаться в положении, когда всем будем сами себя обеспечивать, а служебные задачи некогда будет решать. Трудно эффективно работать, думая о том, чем накормить семью, где она будет жить и отдыхать.
А ведь еще и в организационно-техническом, и информационном обеспечении оперативной деятельности нарастали проблемы. Недоставало телефонов, компактных магнитофонов, другой оргтехники. Отсутствовал современный единый банк данных. А дедовскими методами, держа информацию в голове и в литерных делах, на примитивных «спицах», далеко не уедешь. Что же и всю необходимую технику самим себе добывать? И здесь окончательный вердикт А. А. Куркова был очень лаконичным:
– Мы — государственная служба, и надо ставить свой авторитет.
