Великая Отечественная война началась, когда мне исполнилось 16 лет, только что окончила 9-й класс. Жила я с мамой и младшим братом в Тихвинском районе в двухстах километрах от Ленинграда. Бокситогорский глиноземный завод и другие предприятия эвакуировали на Урал.
Население работало в эвакогоспиталях и в других военных частях.
С фронта прибывали и прибывали «летучки» (так назывались санитарные поезда) с ранеными. В поселке все опустевшие здания были переполнены ранеными, так и запомнился мне поселок—сплошь забинтованные головы, руки и ноги.
Я немного поработала в госпитале, затем в химчасти, в которой проверяла на герметичность поврежденные на передовой противогазы, потом мы их ремонтировали и снова отправляли на фронт.
Приходилось выполнять и другие работы, например, разгружать вагоны с бутылками с зажигательной смесью. Запомнилась темная-темная ночь, абсолютная тьма, такая, что мужчинам нельзя было закурить: над нами кружили немецкие самолеты. Они преследовали тогда буквально всех прохожих и стреляли в них.
Шел 1943 год. В стране был патриотический подъем, особенно молодежь рвалась на фронт. Вот и я, не задумываясь, написала заявление и была направлена на курсы разведчиков зенитной артиллерии.
Училась я там месяца три. Стреляла из автомата, пистолета на «отлично». Успешна была и в других предметах. Запомнилось, как мы, 18-летние девчонки, по мокрому мартовскому снегу в мужских ватных штанах, ботинках учились ползать по-пластунски на занятиях по строевой подготовке.
В мае 1943 года на эти курсы прибыл офицер и отобрал 50 девушек, в числе которых оказалась и я, для направления в войска. Так, для продолжения службы я была зачислена в 51-ю прожекторную роту Резерва главного командования (РГК).
Дислоцировалась рота в населенном пункте Неболчи Ленинградской области. По прибытии туда нас обмундировали во все новенькое, женское, точно по размерам.
Рота состояла из четырех прожекторных точек, расположенных на расстоянии 3—5км от командного пункта каждая. Связь—телефонная, полевая. Меня оставили на командном пункте. Дежурили, естественно, в ночное время.
Из точек поступал сигнал о приближении вражеского самолета: нужно было определить по силуэту или по звуку тип самолета, высоту полета, направление движения и передать по связи командиру. Луч прожектора «шарит» по небу: ловит самолет. Наш самолет должен выбросить ракету определенного цвета на сей день, не дай бог ошибка—тогда могут сбить его. Если самолет вражеский, командир отдает приказ зениткам «сбить».
Проверяли линию связи в ночное время, если порвалась. Стояли в наряде с автоматом за плечом.
Жили в землянках, отдельных от мужчин. Питание было хорошее, за исключением американских консервов...
Во время Великой Отечественной войны появилось множество фронтовых песен, которые мы сразу полюбили и, где это было возможно (в строю, на отдыхе), пели их, и поем до сих пор.
После победы под Ленинградом начался наш путь на Запад. Какое-то время мы стояли в Пскове. Забавная была песенка в исполнении Л.Утесова: «Псковская улица на Запад нас ведет... Нам туда дорога, нам туда дорога...»
Итак, наша военная часть уже не на Волховском фронте, а на Ленинградском и далее—на Втором Прибалтийском фронте.
Рига. Освободили ее 13 октября 1944 года. Наша часть вошла тут же и находилась там до начала наступления на Берлин, то есть до апреля 1945 года. Всю зиму шла перегруппировка войск.
За освобождение Риги велись ожесточенные бои, особенно, как прочитала позже, 27 сентября. Тогда я не знала, что именно в этот день погиб в бою мой родной любимый брат Толя. За неделю до этого ему исполнилось 18 лет...
Позже я получила ответ из архива Министерства обороны, что останки брата перенесены и покоятся в братской могиле кладбища города Огре (Латвия). Мир праху наших воинов...
Наша часть в окончательном статусе оказалась уже в составе Первого Украинского фронта под командованием прославленного маршала И.С.Конева.
В период дислокации нашей роты в Риге я отметила свое двадцатилетие. Точно в день рождения—22 марта 1945 года и был сделан фотоснимок.
16 апреля—начало штурма Берлина. Широченная автострада ведет на Берлин. Как сейчас смотрю на объятый черным дымом (с полнеба!) горящий Бреслау.
Сплошным потоком и днем, и ночью наступают войска Советской Армии, обстреливаемые и покрываемые бомбами вражеской авиации, а навстречу уже шли потоками военнопленные.
Как известно, войска Белорусского фронта под командованием легендарного маршала Г.К.Жукова встретились еще и с природным препятствием—Зееловыми высотами. Впервые в военной практике, в ходе берлинской операции, были использованы прожекторы: 154 включенных прожектора ошеломили фашистские войска. Немцы паниковали, решили, что «у русских новое оружие»...
Наступление продолжалось. Тем временем, видимо, во изменение плана, маршал Конев направил Первый Украинский фронт на юго-восток от Берлина, и наша рота (51-я РГК) вступила в Берлин 26 апреля 1945 года.
Фашистская столица тех дней представляла собой зловещую картину: сильно разрушенные здания, улицы, усеянные немецкими трупами; трупы наших воинов убирались, немцам было не до этого.
Фашисты оборонялись, огрызались, стремясь вырваться из города на Запад. Бои продолжались за здание, улицу, этаж. Я помню рукопашные схватки на крыше домов. Истребители обстреливали беспорядочно, стремительно.
Однажды наш взвод попал под обстрел: с бреющего полета обстреляли нас, сидящих вокруг котла во время обеда, но все обошлось благополучно.
Между прочим, при мысли о том, что «я могу здесь погибнуть», я ничуть не боялась. Только больно становилось за маму...
Берлин сдался 2 мая, наступила относительная тишина. Погода солнечная, тепло, но воздух наполнен трупным смрадом (казалось, что это на всю жизнь). Население выбросило белые полотна: на заборах, калитках, воротах, из окон домов—знак капитуляции.
Люди, напуганные, голодные, стали выходить из подвалов и убежищ.
Утром 9 мая командир роты, приехав из штаба, сообщил: в эту ночь был подписан акт капитуляции.
Радость, слезы, поздравления...
Наши воины срывали красную ткань с перин и тут же превращали ее во флаги и флажки, вывешивали их где только можно—на зданиях, воротах, автомашинах, велосипедах.
И началось великое движение освобожденных народов. Группами и группками шли освобожденные люди разных национальностей с цветными нашивками на рукаве (отличительный знак нации).
Многочисленные колонны сдавшихся в плен фашистов во главе с надменными генералами брели и брели.
Пугливо смотрели на нас немецкие женщины, но их дети, играя и прыгая на улицах, кричали: «Шталин—гут, Гитлер—капут!»
Это было потрясающее, незабываемое зрелище!
И это была огромная гордость за нашу Родину, победившую, отстоявшую свою независимость, освободившую народы Европы от коричневой чумы, от врага человечества—гитлеровского фашизма.
Это была победа Советской Армии и советского народа—наша победа!
Но война еще не была окончена. Нашу часть спешно направили к Праге. Когда подписывался акт капитуляции в Карлхосте, первые советские танки вошли в Прагу, и город был освобожден.
Точной даты прибытия нашей части в Чехословакию я не помню, но помню, как чехи встречали нас со слезами и цветами, рассказывали, как они в течение 6 лет жили в оккупации, как голодали и т.д.
«Под каштанами Праги» наша военная часть стояла около месяца, после чего был поход в Вену. Первыми из Вены демобилизовывались девушки. Это было 2 августа 1945 года. Добирались до Москвы в течение двух недель.
...И наконец мы дома.
В Бокситогорске работы еще не было, средней школы—тоже, а мне нужно было окончить 10-й класс. И я направилась в Ленинград, где поступила на высшие курсы стенографии. За три учебных года на курсах я была единственной отличницей, при скорости письма 120 слов в минуту. Меня приглашали работать в ТАСС, но надо было иметь собственную машинку, и обязательно—домашний телефонный аппарат; все это в послевоенное время было проблематично.
На курсах кадровик из КГБ меня и обнаружил. Так началась напряженная работа в Следственном отделе и других подразделениях Управления КГБ при СМ СССР по Ленинградской области.
В конце 1970-х годов, незадолго до пенсии, я работала в Особом отделе КГБ на БАМе, о чем не жалею.
