Работа в области фоноскопической экспертизы
Опыт ее проведения по делам о государственных преступлениях, находившихся в производстве следственного отдела Управления КГБ по Ленинградской области, был обобщен и проанализирован автором.
Ниже приводится выписка по одному из «громких» дел конца 50-х годов в отношении финского гражданина К.П.Тойволы.
Особенностью этого дела было то, что единственным доказательством вины подследственного являлась фонограмма беседы Тойволы с советским гражданином финского происхождения.
Беседа происходила в ресторане и носила характер вербовочной обработки.
Однако на допросах Тойвола отказался признать свой голос на фонограмме и пытался обвинить следствие в фальсификации предъявленного доказательства. Требовалось назначение по делу акустической экспертизы (так тогда называли это исследование).
В практике работы КГБ того времени всего имелись два случая применения подобной экспертизы при расследовании преступлений, совершенных заключенными в условиях нахождения в исправительно-трудовой колонии.
Практика использования акустических исследований (сейчас они именуются, как фоноскопические экспертизы) в те далекие от нас годы только-только начали складываться. Достаточно сказать, что отечественная фоноскопия берет свое начало с конца 40-х годов 20-го столетия. Не будет преувеличением сказать, что история этого вопроса, как представляется, довольно убедительно изложена в книге А.Солженицына «В круге первом».
Некоторые детали экспертной работы, производимой заключенными в одном из НИИ МГБ СССР («Шарашки» - по выражению автора указанной выше книги), был проверен мной и соответствуют действительности.
Сам процесс идентификации личности трех подозреваемых МГБ в анонимном телефонном звонке в американское посольство описан в книге, как мне показалось, достаточно точно и колоритно, хотя и с некоторыми натяжками. Поэтому лучше всего читателю самому прочесть эту книгу. Однако обратим внимание на другое.
Метод идентификации человека по особенностям его голоса и речи, примененный одним из персонажей книги - инженером Рубиным, был аналогичен тому, как его делал американский психолог доктор Дж. Керста.
О ненаучности этого метода в его первой стадии уже было много сказано в свое время такими ведущими учеными, как Стивене и Г.Фант. Чтобы избежать пространных комментариев, имеющих сложную научную основу, можно лишь кратно сказать об этом так. Формирование экспертной оценки, тем более, категорического заключения на основе анализа фонограммы с записью речи испытуемого, - осуществлялось тогда лишь путем выделения одного единственного акустического признака речи — частоты основного тона (ЧОТ). Достоинством этой характеристики являлось и то, что она могла измеряться с помощью аппаратуры. Однако при этом не учитывались такие важные идентификационные характеристики, как громкость, высота звука, тембр голоса, темпоритм, паузация и др.
Таким образом, нарушался главный принцип достоверности исследования -комплексный учет признаков голоса и речи испытуемого.
Выбор специалистов, способных проводить акустические исследования фонограмм, был в то время крайне ограничен: экспертные работы в 50-е годы в СССР проводились всего лишь двумя специалистами Московской музыкальной консерватории. В материалах уголовного дела Тойволы эти недостатки имели место на первой стадии расследования.
Затем ошибки были исправлены путем, во-первых, использования нескольких идентификационных характеристик, и, во-вторых, за счет привлечения крупных ученых-речевиков, докторов наук из Ленинградского университета, Института физиологии им. И.П.Павлова - одного из ведущих специалистов ИРПА (институт радиоприема и акустики им. А.С.Попова). Это были Л.Р.Зиндер, В.П.Морозов и Г.М.Кобышев-Кузьмин.
Экспертное заключение было признано судом по делу Тойволы в качестве доказательства его вины.
Вместе с тем опыт работы по исследованию всех обстоятельств расследования по этому и некоторым другим уголовным делам обусловил появление моей первой работы об истории возникновения фоноскопической экспертизы, ее становления, развития, проблемах. Эта работа послужила началом моего большого «хобби», которым я продолжаю заниматься и сейчас.
В этой деятельности, конечно, сыграли определенную роль и такие стимулы, как учеба в Высшей школе КГБ, личное знакомство с ведущими ленинградскими учеными: В.И. Галуновым, В.Х. Манеровым, Н.Д. Светозаровой и др.
В числе интересовавших меня вопросов находились и такие, как определение на основе психоречевого анализа высказывания подозреваемого (обвиняемого) на допросе эмоционального состояния и его интерпретация («как говорит»). Получение положительных результатов при этом могло бы содействовать оптимизации самого процесса допроса.
Представляло интерес и такое направление в исследованиях, как использование в оперативно-розыскной деятельности правоохранительных органов возможностей определения (без участия специалистов-экспертов) некоторых личностных характеристик говорящего (пол, возраст, национальность), его социальных признаков (профессия, образование, воспитание, место рождения или постоянного проживания).
Одним из ведущих направлений в этом перечне являлось дальнейшее совершенствование процесса обработки информации, осуществляемой аудиторами-референтами. Именно этот участок служебной деятельности давно привлек мое внимание, ибо имел четко выраженный эвристический характер, и в то же время отсутствовала теоретическая проработка основ этой деятельности.
Об этом, например, свидетельствовала следующая запись в докторской диссертации В.Х. Манерова.
«С появлением и распространением практически значимых задач по социальной идентификации и интерпретации говорящего, возникает профессия экспертов-аудиторов, для которых решение этих задач в рамках проведения фоноскопической экспертизы является основным видом деятельности. В настоящее время профессия такого эксперта-аудитора весьма редка и экзотична, однако в дальнейшем она, по-видимому, станет более распространенной».
Профессор В.Х. Манеров, естественно, не мог знать, что профессия эксперта (оператора)-аудитора давно перестала быть «экзотичной».Официальное же ее отсутствие в «табеле о рангах» как раз и свидетельствовало о том, что изучение особенностей работы аудитора находилось на периферии внимания ученых.
Далее, в своей диссертации В.Х. Манеров публикует перечень требований к эксперту-аудитору, необходимость обучения его знаниям, умениям и навыкам в соответствии с поставленной задачей.
Он пишет: «Помимо навыков лингвистического, прежде всего фонетического анализа, аудиторы должны получать психологическую подготовку в области психодиагностики, дифференциальной психологии, психологии личности и эмоций. Однако ,прежде всего потребуется определить критерии отбора кандидатов в эксперты. Для этого необходимо провести параллельное исследование их успешности при решении задач социального познания на основе специальных аудиторских тестов, а также исследование их индивидуально-типологических характеристик».
Если перевести сказанное ученым-психологом на более доступное понимание сути вопроса, то, во-первых, становится ясным, сколь объемная предстоит работа по обоснованию необходимых требований к самой профессии аудитора по выработке критериев отбора кандидатов.
Во-вторых, следует еще раз пояснить существо проблемы. Дело в том, что на протяжении многих лет служебная деятельность аудитора-референта в сфере обработки фонограммной информации была жестко регламентирована ведомственными инструкциями.
Так, например, разрешалось использовать только лингвистический канал восприятия, выделять и фиксировать только семантическую (смысловую) часть вербального (словесного) высказывания («что говорит»). Запрещалось использование паралингвистического канала восприятия информации, т.е. всего того, что определяет колорит речевого поступка и, в конце концов, формирует его действительную картину, подтекст высказывания (интонация, мелодика речи, частота и длительность психологических пауз и др. («как говорит»). Эта установка мотивировалась тем, что внесение в документ ремарок и других пояснений всех нюансов речевого материала будет субъективным и отрицательно скажется на достоверности, объективности снятого с фонограммы материала.
Данное обоснование, однако, резко контрастирует с предъявляемыми требованиями к сводке, составляемой сотрудниками наружного наблюдения по окончанию его процесса. Здесь, напротив, указывается на необходимость дополнения увиденного своими пояснениями, в том числе, сомнениями по поводу различных жестов, манипуляций руками, изменения поз и пр. со стороны наблюдаемого. Представляется странным, что, в отличие от указанных рекомендаций сотрудникам наружного наблюдения, аудиторы-референты лишены такого права, хотя также являются единственными исполнителями процесса обработки информации, которые могут дать какие-либо дополнительные разъяснения о предситуации и самой речевой ситуации.
Мною была разработана методика оформления документации при обработке фонограммной информации, с которой были ознакомлены сотрудники ОТО ряда периферийных служб.
Были изданы также пособия, в том числе по линии Высшей школы КГБ СССР.
Учитывая возросший уровень научных исследований по речевой тематике и достигнутые при этом определенные результаты по диагностированию личностных характеристик человека по фонограммам, моя работа в этом направлении, как надеюсь, будет продолжаться.
