Владимир Гусев. Нужна ли России сильная служба безопасности?

Глава 12. Старые стены
(Ленинград. Декабрь 1983 г.)

По всем классическим канонам, после получения столь дока­зательной информации о причастности человека к шпионской рабо­те, контрразведка должна спешить. Принимать меры к тому, что­бы, закрепив все процессуально, заполучить доказательства: ра­диоаппаратуру, шифры, инструкции, средства тайнописи, словом, те вещи, при виде которых любой профессионал ощущает легкую эйфорию от успеха - а это действительно успех, вер­шина, победа, и затем столь же сильную озабоченность, как бы все это не уплыло, ибо клиенты контрразведки, люди, как правило, нервные и даже от тени подозрения готовы уничтожить улики - сломать, выкинуть, сжечь...

Сергей не был исключением, и все его мысли последний месяц крутились в основном вокруг того, как подгото­вить захват Годеса с поличным - и сделать ли это гласно, или скрытно, в надежде на игру. Поэтому, когда докладывая Генералу ситуацию, он услышал, что нужно подумать над тем, а стоит ли брать вообще Годеса, Сергей был несколь­ко обескуражен. Сперва он, зная об оригинальности мышления Гене­рала, воспринял его соображения как попытку еще раз проверить­ насколько он, Сергей, убежден в правильности своих вариантов. Но Генерал, упредив попытки Сергея доказывать свою правоту, поп­росил ответить только на один вопрос:
- Зачем противнику надо было вербовать человека в столь зрелом возрасте? Сережа, ты же должен понимать, что 56 лет - возраст не шпионский, а кроме того, зачем вербовать че­ловека, не имеющего прямого доступа к серьезной документальной информации?

Возражений Генерал не стал выслушивать, посоветовав не горячиться, а подумать. Дал срок - неделю и, улыбнувшись, буквально вытолкал Сергея из своего роскошного кабинета.

Кстати о кабинете. Сергей знал, что в этом кабинете когда-то сидел Запорожец, печально известный по делу об убийстве Кирова. Похоже, что кабинеты руководства «конторы» никогда не менялись, какие бы бурные вихри не проносились над этими стенами. Начальник Управления сидел на четвертом этаже, ря­дом с кабинетом, где сохранилась мебель времен Берии, столы с зеленым сукном, гордость кабинета - старинные часы с боем, экзотически смотрящийся на фоне старины телевизор "JVC", множество телефонов. По-соседству располагался небольшой уютный зал для заседаний, на стене которого висели, правда, давно уже не работающие, приборы – видимо, подарок какого-то морского ведомства тридцатых годов: барометр, показатель уровня воды в Неве, термо­метр, морские часы с 24-часовым циферблатом и что-то еще, не­понятного назначения.

Напротив располагался кабинет первого зама. Роскоши в этих кабинетах не было, кроме разве что обитых настоящим деревом стен да наличия небольшой ком­натки для отдыха.
Сергей Миронович Киров имел непосредственное отношение к строительству "Большого дома". При входе со второго подъезда, со стороны Захарьевской улицы, и Литейного проспекта висит мемориаль­ная доска, на которой золотом написано: "Здание Полномочного представительства ОГПУ в ЛВО. Сооружено по инициативе С.М. Ки­рова по проекту архитекторов А.И. Гегелло, А.А. Оль, Н.А.Троц­кого. Строители здания Ф.Т. Садовский, И.М. Романовский. Здание заложено 15.10.1931, окончено строительством 7.11.1932".

Здание действительно уникальное. Построенное 60 лет назад, оно и сегодня поражает современностью архитектуры. Великолепен «Красный зал» - самый большой, почти на тысячу мест. "Красным" он назван по цвету стен, под красный мрамор. Над сценой огромный барельеф В.И. Ленина. Вождь пролетариата расположен асимитрично - таким образом, что в центре барельефа находится его ухо. Сергей не знал, было ли это сделано случайно, или имело какой-то особый смысл, но старики иногда подшучивали, считая, что автор барельефа таким образом подчеркнул, что ЧК - это не только глаза, но и "уши партии".

Невдалеке от входа в "Красный зал" - комната боевой славы Управления, где на скромном постаменте лежит книга Памяти, с перечислением имен чекистов Ленинграда, отдавших свои жизни за Отечество. Над книгой склонены знамена - подарок сотрудникам от трудовых коллективов Петрограда и Ленинграда. Кажется, в этой комнате дышит сама История. Здесь, по традиции, вручают удостове­рения молодому пополнению сотрудников.

Еще следует отметить, что огромное здание было построено за одиннадцать месяцев­ - немыслимый для нынешних строителей срок. Ходили легенды, что материалы для стройки чекисты добывали под угрозой оружия прямо с барж, плывущих по Неве. До сих пор на лестничных про­летах видны стальные балки с надписью "Кrupp 20".

Предполагал ли Киров, какую трагическую судьбу сыграет этот дом в его жизни?

Сергей, уже работая в управлении, с ин­тересом познакомился с книгой перебежчика Орлова, в которой из­ложена версия убийства С.М. Кирова и участия в этом Управления НКВД по Ленинграду. Что ж, будучи профессионалом, Сергей оценивал эту версию как исключительно правдоподобную. Трудно было пред­положить, что в те времена, задержав за несколько дней до покушения стрелявшего впоследствии в Кирова Николаева с пистолетом у входа в Смольный, его вдруг отпустили " за здорово живешь" и даже не взяли в проверку. Здесь возможны два варианта: ли­бо тогдашние руководители ленинградского Управления НКВД Запорожец и Медведь помутились разумом, либо Николаев - яв­лялся агентом Запорожца и выполнял отработанную ему, возможно "в темную", линию поведения.

Нельзя сказать, что тогда, в 1983 году, Сергей часто задумывался о своей сопричастности к тому, что творилось в этом здании во времена сталинского террора. Честно говоря, работа не оставляла времени для подобных раздумий. Лишь много позднее, когда Сергей вместе со всеми получил доступ к целому пласту литературы на эту тему, когда все настойчивее стали связывать работу органов НКВД и КГБ и ста­вить их на одну доску, когда стали утверждать, что нынешнее КГБ должно разделить ответственность за кровавый террор, кро­вавые дела прошлых лет, а кое-кто и прямо ставил знак ра­венства между НКВД тридцатых-пятидесятых и КГБ шестидеся­тых-восьмидесятых годов, Сергей все чаще стал задавать себе вопрос: а правомерны ли такие сопоставления?

Сам он категорически отрицал какую-либо юридическую ответственность КГБ за давние преступления, но в моральном плане далеко не все ему было ясно, жизнь рождала свои труд­ные вопросы. Почему нынешние чекисты считали для себя обяза­тельным чувство покаяния перед людьми, замученными в застенках НКВД? Иначе чем объяснить их участие в работе по реабилитации, пожертвования на памятник жертвам репрессий, участие в работе "Мемориала" и многое другое?